– Папа почти не бывал дома в последнее время, решая все срочные вопросы и организовывая себе возможность работать из любой точки мира, – рассказывает мама. – Так что не злись на него. Ладно?
– Я сейчас злюсь на тебя, – смотрю ей в глаза. – Почему ты мне не сказала? Почему?! Я же не ребёнок давно! Что с тобой происходит?!
– Саш, мы сами узнали полтора месяца назад, – устало вздыхает мама. – Проходили обследования, подтверждали диагноз и искали клиники здесь, но нас перенаправили в клинику в Израиль.
– Онкология, да? – мой голос садится.
– Да, малышка. Что-то сложное, – медленно прикрывает веки. – Ты же знаешь этих врачей. Они изъясняются такими терминами, что на приём с собой нужно брать энциклопедию. А я пока… – глубоко вдыхает мама. – Была в шоке, папа разбирался.
– Мам… – сползаю с кресла и сажусь у неё в ногах. Кладу голову на колени. – Ма-ма, – реву, никого не стесняясь. Она гладит меня по волосам дрожащими пальцами.
– Всё будет хорошо, Саш, – шепчет самый родной в мире человек. – Мне обещали помочь. Я не сдамся, слышишь? Я буду бороться и обязательно к тебе вернусь.
– Можно мне с тобой? – поднимаю на неё совершенно растерянный взгляд. – Пожалуйста. Я хочу быть рядом.
– Нет, дочь. Мне так будет легче. Я хочу, чтобы твоя жизнь здесь двигалась в прежнем ритме. Учись, гуляй с друзьями. Восемнадцать – это прекрасный возраст, чтобы дружить, влюбляться, ошибаться. Не должна моя болезнь этому мешать. Я себе никогда этого не прощу. Мы будем на связи. Буду тебе звонить, и папа обязательно тоже. И ты сможешь звонить нам. Будешь всё-всё мне рассказывать. Я уезжаю спокойная. Вон у тебя какая защита здесь, – она даже смеётся, а я не могу.
У мамы был шок, теперь он добрался до меня. Я жмусь к её ногам как маленький котёнок, которого вот-вот бросят, и никак не могу поверить в услышанное. В голове плодится множество страшных мыслей, которые начинаются с: «А вдруг…».
– Когда вы уезжаете? – собрав силы в кулак, поднимаю зарёванный взгляд на маму.
– Через пару дней. Сегодня папа привезёт документы, а завтра мы поможем тебе перебраться сюда.
– Я не знаю, что говорить, мам…
– Улыбнись. И верь в меня, ладно? Я буду это чувствовать.
– Я верю. Честно. Верю!
Только руки всё равно трясутся и внутри всё горит так, что мне больно. Я думала, что измена папы могла бы стать для меня чем-то ужасным, ведь это стало бы концом нашей семьи, а тут такое…
– Клим, возьми Сашеньку к себе в комнату, – просит тётя Таня. – Вам туда сейчас принесут чай и тёплый пирог. А мы поговорим ещё, пока за ними отец не приехал.
– Иди, – отпускает меня мама.
Клим помогает подняться и, придерживая за талию, уводит наверх, в свою комнату. Ложусь на его кровать, поджимаю под себя ноги. Он устраивается сзади, разворачивает меня, кладёт мою голову к себе на плечо и обнимает, уткнувшись губами