Про «злодеев», применяя определение это, впрочем, не к себе, а конкретно, как ни странно, к сопровождавшим его бранным немцам, Пелюша подумал совсем уже мимоходом, потому что видел, как напрягся рядом с ним Конрад, ожидающий последней команды – Орденская дисциплина славилась по всей Европе, а командовать походом Альбрехт Мейсенский поручил именно Сквайбутису.
Хотя Дьявол и относился к князьку, как к мелкому отпрыску-недоростку, правда, при людях своих намеренно того не показывая. Осторожен был немец, несмотря на свое страшное прозвище, а может, как раз и в полном согласии с ним – мало ли как дело может в конце обернуться? А так-то что – за все этот Пелюша в ответе!
Сам же Сквайбутис медлил с началом мести скорее не из-за недалекого пока отъезда князя – мало ли что помстится в пути этому клятому русичу! – а из-за обилия народа, что стекся на эту веселую летнюю ярмарку. Стольких убивать ранее одновременно Пелюше никогда не приходилось, мало того, он и при больших сражениях, где гибли десятками и сотнями, ни разу не присутствовал, не то, чтобы участвовал лично. И – словно прямо перед собой увидел вновь князек то страшное лицо, те страшные, провалившиеся в себя глаза Вайдотаса.
И что-то в тот момент внезапно толкнуло его так, что Пелюша вздрогнул всем телом, как собака, вылезшая чудом из проруби, вздрагивает, прежде чем отряхнуть с себя стылую воду. Но это всего лишь Конрад – вот уж и впрямь Дьявол, в такой-то момент! – тихонько коснулся руки Сквайбутиса:
– Пора за дело, герцог!
Пелюша мрачно усмехнулся – и этот туда же! Всю дорогу от Кенигсбергского замка до летнего полевого стана оба старших над остальными немца почтительно обращались к князьку не иначе, как «господин герцог» или, для краткости, Ducem. Но Сквайбутис чувствовал внутренне, что относятся к нему и «господин Мален», и особенно «господин Конрад» без какого либо почета и уважения, скорее, с плохо скрываемым презрением.
– Тронулись, – одними губами двинул свой отряд вперед Пелюша, и Конрад, безусловно услышавший его и понявший правильно, тут же махнул указующим жестом на полевой стан своим стоящим поодаль оружным. Немцы поднялись в седла минут за десять до того, и теперь не спеша, не горяча коней, а наоборот, сохраняя их силы для последнего страшного рывка, двинулись вверх по холму, сохраняя все же некое подобие загонного строя. Ровно до того момента, как звук горна пригласит их в стремительную, веселую, сокрушающую всех и вся на пути атаку…
…Игнат увидел темную конную массу, движущуюся к стану от недалекого леска, первым и даже успел подумать, что это князь зачем-то вернулся, али приключилось в пути что-то, что возвращения потребовало. Но тут же стремительно