Первин вздохнула от удовольствия.
– Я никогда не видела таких обезьян.
Сандрингем улыбнулся ей в полутьме.
– Это львинохвостая макака. Я его зову Хануманом, в честь обезьяньего бога из «Рамаяны»[10].
Итак, Сандрингем говорит на маратхи, да еще и читал главный индуистский эпос.
– Очень умное лицо, – сказала Первин, не сводя глаз с обезьяны – та бесстрастно смотрела на нее в ответ. – И какой спокойный. Совсем не похож на серых обезьян, которые живут в городе.
– Эти серые – резусы, – судя по виду, терпеть нас не могут. – Сандрингем, хмыкнув, добавил: – Как будто постоянно напоминают, что мы уничтожили их ареал. А вот здесь нет ни мощеных улиц, ни высоких зданий. Родичи Ханумана обитают на деревьях за домом, и пищи для них здесь вдоволь.
Они вступили в круг золотистого света на веранде, и Первин удалось наконец как следует рассмотреть мистера Сандрингема. Молодой чиновник, вряд ли старше тридцати; очки в металлической оправе придавали ему вид интеллектуала. При этом он не был одет в стандартный льняной костюм, какой носили все государственные служащие, в том числе и сэр Дэвид. Худощавое тело облегала неглаженая белая рубашка с чернильным пятном на нагрудном кармане и мятые джодпуры цвета хаки, заправленные в наездницкие сапоги. Сандрингем напоминал ученого, которого занесло в джунгли, и аллюзии на зоологическую номенклатуру и «Рамаяну» лишь подкрепляли это впечатление.
Первин запоздало сообразила, что он тоже ее рассматривает. Глаза его за стеклами очков мигнули, и он сказал:
– Странное дело: я вас будто бы узнал. Мы где-то встречались?
Некоторые парсы[11] из соображений чистой выгоды общались с англичанами, но у Мистри такого в заводе не было. Единственной английской знакомой Первин в Индии была Элис Хобсон-Джонс, с которой они познакомились в Оксфордском университете.
– Не припоминаю. Вы раньше работали в Бомбее?
– Нет, у меня все назначения были в мофуссил[12].
– Если вы жили в сельской местности, мы точно не встречались. – Первин повела плечами, желая прекратить этот разговор. В темноте, когда они обсуждали обезьян и пейзажи, он ей нравился больше.
Из бунгало вышел худой седоволосый старик в домотканой лунги[13] и рубахе, поднял ее саквояж на голову. Изящно повернулся и едва ли не вприпрыжку поднялся по ступеням, исчез в доме.
– Кто этот проворный джентльмен? – поинтересовалась Первин, поднимаясь на несколько ступеней – они вели на просторную широкую веранду, отделанную красными и зелеными керамическими плитками – в таком сыром климате они были практичнее дерева. За верандой обозначился беленый гостевой дом – вытянутый утилитарный прямоугольник с дюжиной выходящих наружу дверей. Окна были закрыты тяжелыми ставнями – защита от дождей.
– Рама.