60 год Третьего Центума
Крис жил своей полной событий мальчишеской жизнью, не задумываясь над смыслом мироздания и не пытаясь понять, какое он в этом мироздании занимает место. Каждодневных дел хватало с лихвой, а от первой любви к однокласснице он вообще, как ему казалось, едва не сошел с ума.
Между прочим, эта детская любовь, сопровождавшаяся дерганьем за волосы объекта своего чувства и подвигнувшая Криса на «поэтические» опыты («Лия, я люблю тебя! Не прожить мне без тебя! Ни одного дня!»), очень помогла ему в дальнейшем. Казалось, он исчерпал себя в том детском порыве, и больше не погружался с головой в состояние любви. Это не значит, что он стал аскетом, отвергавшим все жизненные блага и человеческие радости. Увлечения, конечно же, были – и не два, и не три… но той всепоглощающей влюбленности, которую он пережил в детстве, больше не возникало. А мудрый отец как-то сказал ему: «Крис, когда это придет – это придет. Не принимай влюбленность за любовь. Я женился в сорок пять, отгуляв свое, и не бросался направо и налево… Я выжидал, Крис, как выжидает охотник. И оно пришло…»
У Криса не было оснований не доверять отцу. При всех отцовских шуточках, при всем его подхихикивании и этаком веселом, парящем отношении к жизни, только слепой не мог бы увидеть, что отец на самом деле любит маму. Как и она его. Крис вырос в атмосфере этой любви и буквально купался в ее лучах. Детство его было беззаботным. Впрочем, как и детство любого ромса.
Так он считал тогда. Точнее, ничего он не считал, а просто жил, как жили миллионы таких же, как он, на разных планетах великой Империи.
…Каждое лето, когда Синяя река, рассекающая Супергольм, мелела, и вода в ней становилась совсем теплой и не синей, а зеленоватой, к ним в гости приезжал прадед Хенрик. Из-за гор своих, из-за степей.
Прадеда Крис помнил столько же, сколько помнил себя. Предок приезжал, предок врывался в дом, огромный, сутулый, с мохнатыми бровями – и после этого все в доме шло кувырком. Хенрик привозил с собой какое-то уникальное вино и пил его вместе с отцом в дальней комнате. И неслись тогда оттуда всякие слова, которые Крис слушал, едва догадываясь об их значении.
Один такой разговор он запомнил очень хорошо.
– Император – козел! – вдруг завопил прадед.
Крис был образованным мальчиком и знал, что козел – это такое древнее рогатое животное, которое когда-то держали в своих хижинах первобытные земляне. Называть кого-то козлом считалось нехорошим тоном, хотя Крис понять этого не мог. А чем козел хуже смердючей буравки?
– Дед, дорогой, опомнись, – услышал он голос отца. – Чем это Босс тебе не угодил? По-моему, он тебя не трогает, жить не мешает.
– Не мешает жить?! – еще больше повысил голос прадед. – Да он лезет туда, куда не следует лезть! А ну-ка, как раньше называлась планета Орк? А-а, не знаешь? Она называлась Яркая! Яркая, понимаешь, Антонио?
Вообще-то, отца Криса звали Конрад-Антонио, но Хенрик своего внука никогда Конрадом не называл.
– А он приклеил ей имя проводника