Отправляю посыльного к разведчикам, ушедшим на дорогу в Танчун – пора им вернуться. Занимаем позиции в темноте по обе стороны дороги. Все бойцы в дополнение к собственным карабинам вооружены японскими винтовками с большим количеством боеприпасов к ним. Пусть японское оружие послужит против своих хозяев.
Скоро снова в бой…
Сперва слышится отдаленный легкий гул, переходящий в приближающийся мерный топот множества бегущих ног. Это они, три батальона, посланные из Гунцзиво на подмогу.
Голова колонны показывается из-за поворота. Японцы бегут побатальонно трусцой, винтовки уже в руках, штыки примкнуты. До околицы им метров пятьдесят.
И тут дорога буквально вздыбливается под ногами второго батальона. Закладывает уши от грохота взрыва – срабатывают обе заложенные нами мины. Летят в воздух комья земли и части разорванных человеческих тел.
Хвост колонны – третий батальон – тормозит. С флангов по нему бьют пулеметы Буденного.
А с фронта включаются в симфонию ночного боя пулеметы Жалдырина. Трещат винтовочные выстрелы. Это не бой, это мясорубка.
Враг настолько растерян, что не успевает сообразить, что к чему, и выстрелить в ответ.
Десять минут – и все кончено. Дорога на подходе к Сюани покрыта ковром мертвых и раненых тел. Восток розовеет, еще немного и взойдет солнце. Нам пора.
– А теперь, Густав Карлович, уходим. И как можно скорее – надо успеть уйти как можно дальше до наступления дня, – говорю я, вытирая с лица пот.
– Согласен, Николай Михалыч, не стоит искушать судьбу. Нам и так повезло по высшему разряду.
Тут уж не поспоришь.
Глава 5
Красиво уйти не получается. Да, мы разгромили три батальона, выдвинутых из Гунцзиво, но это далеко не последние воинские части в округе. В подтверждение получаю от арьергарда известие: со стороны Танчуна по нашим пятам идут джапы, и на вопрос – сколько их – следует простой ответ: до хрена! В смысле так много, что сказать сложно.
А нас уже меньше полусотни, мы прем на себе кучу всего, включая пополненный из вражеских запасов боекомплект.
К тому же мы только-только вышли из боя, многие устали и вымотаны. И пусть на лицах все еще светятся улыбки – шутка ли, мы так вжарили противнику, что если кому сказать – не поверят, но на одном кураже не продержишься.
У всего есть предел, и не только у людей: и финский усатый тролль Маннергейм уже еле держится, и братья Лукашины то и дело закусывают губы от усталости, и мой ординарец Скоробут едва передвигает ноги.
Да и мне тоже не очень чтобы очень, а держусь я лишь потому, что как командир должен подавать пример подчиненным. Причем пример исключительно положительный.
Японцы, конечно, тоже отмахали приличное расстояние – уже три с лишним десятка верст. Они в курсе об учиненном нами разгроме, наверняка в их ряды влились и солдаты из той колонны пленных, которую я отправил под руководством Такатоси.
Короче,