Впрочем, это помогло мне отстоять позднее честь младшей сестрёнки, которую, как и меня, стали задирать. Я тогда уже несколько лет снимала квартиру. Позвонила мама и, не спрашивая, как у меня дела, выпалила:
– Твоя сестра закрылась в комнате, никого не впускает. Не ест уже неделю, – в голосе мамы непривычно было слышать слезы. Она не плакала, но тон и дрожь голоса говорили сами за себя.
– Что говорит? – спросила я. Ничего подобного на моей памяти не было. она росла общительной и добросердечной девочкой.
– Ничего не говорит, – тон маминого голоса полез вверх. В трубке возникли посторонние непонятные шумы.
– Инесса, привет, – это уже говорил отчим. Видимо, мама не смогла сдержаться. – Она мало что говорит. И учителя молчат. Просто приходит домой и сразу запирается в комнате. Почти не ест. Глаза красные.
Это был перебор для описания состояния моей сестрёнки, которая выросла у меня на руках, которую я кормила, водила в садик, играла, гуляла. Через одиннадцать лет ничего не изменилось, я по-прежнему любила и люблю свою сестру.
На следующий день я после работы поехала в отчий дом и предложила сестре сходить в Макдоналдс. Они с родителями редко выбирались куда-либо, и я надеялась, что это поможет бы ей расслабиться и раскрыться. Сработало.
– Расскажи, что случилось? – мы сидели за небольшим столиком в почти пустом заведении. Было тихо, даже музыку приглушили, будто догадывались, что разговор будет непростым.
– Девочки пристают, – спустя минуты две ответила сестра, не отрывая взгляда от стакана с газировкой. – С нашей улицы.
– Они старше тебя? – внутри все закипало, но внешне я держалась и выглядела спокойной.
– На год или два, – тихо ответила сестрёнка.
– Вы дрались?
– Ну, – голос дрожал. – Инесса, я не умею драться, да и не хочу. Они просто не дают пройти мимо их двора, словно караулят.
– Вы дрались? – я повторила свой вопрос. Ногти впились в ладони, почему-то стало жарко.
Сестра молчала. Она доела последние ломтики картофеля, допила колу и отодвинула поднос. Затем почему-то коснулась левого бока.
– Они дрались раньше. У меня синяк один не заживает, – тихо вымолвила она наконец, сглотнула и коснулась грудной клетки.
– Дай посмотреть, – я пересела к сестре и безцеремонно подняла её свитер. На левом боку тёмным огнем рисовался синяк. – Больно дышать?
– Да, и поворачиваться в любую сторону.
– Да у тебя перелом рёбер может быть. Тебе в больницу надо, – воскликнула я так, что менеджер за кассой посмотрел на нас. – Пойдём в травмпункт. Он тут недалеко должен быть.
Сестра недолго сопротивлялась. Хвала тому или тем, кто там наверху наблюдает за нами, всё было цело, рентген показали лишь трещину в рёбрах.
Мир