Я побывал на одном из коневодческих участков. Делом заведовала девка Пелагея, энергичная, цыганского типа. Встретила нас, как будто немного смутившись, но быстро оправилась, строго крикнула на ярившихся псов и приказала работнику подогнать ближе табун. Общий вид последнего далеко не первосортный, Пелагея давала объяснение:
– Табун придется ликвидировать, так как войско уже не желает подписывать договор на будущее время…
Как свою выигрышную карту Пелагея нашла нужным показать нам породистого жеребца, попавшего сюда на склоне своих лет из конюшни барона Мейендорфа.
Вывела его она сама. Высокий старик на трех ногах со скрюченной четвертой – передней. Но в животном еще была сила. Завидев поблизости маток, он заржал.
– О-о! Он еще может! – грудным контральто свидетельствовала девка о достоинствах жеребца!
На несколько дней я поехал в свою станицу. Преобладающее здесь настроение было недоумение: что происходит? и к чему все идет?
Но доклад мой станичному сбору об екатеринодарском бытии власти был выслушан станичными выборными с большим вниманием. Мысль о необходимости мирного сожительства казаков с иногородними и о всемерной поддержке центральной государственной власти разделялась всеми.
Присутствовавший здесь же на сборе герой Сарыкамыша Третьяков выступил с предложением собрать для фронта продовольствие натурой. Старики стали подписываться, кто пудами, а кто и целыми мешками. По адресу «героя» тут же пускали безобидную остроту:
– Адрияныч[19], он щедрый, – сам не обеднеет, – своей у него муки нету, а чужой ему не жалко…
Тут же, впрочем, добавляли:
– Да, мы не жадуем. Фронт нужно поддержать…
Над горячими, но неудачными попытками этого Андрияныча произносить речи подсмеивались:
– Могеть быть…
Общее впечатление от станицы осталось, что она немало времени может тянуть свою лямку: с шуткой, со взаимным подталкиванием друг друга.
Глава VIII
В Москве в это время происходило Государственное совещание. Делегатами от кубанцев туда выехали, кроме комиссара Бардижа, еще Рябовол и Иван Макаренко, и, признаться, не совсем спокойно было на душе за возможные их выступления от имени казачества.
Первые газеты с отчетами о совещании пришлось прочитать на обратном пути в Екатеринодар. Оказывается, наши представители вошли в общеказачью группу и делали заявления устами А. М. Каледина.
Что казалось непонятным и странным, так это обилие стонов и пророчеств о грядущих тяжких