Чем старше мы с братом становились, тем реже ссорились. Особенно после того, как нам выдернули аденоиды. Лет в десять нас отвезли в поликлинику к лору и там в перевязочной сделали довольно жестокую процедуру. Посадили на стулья, повернув спинами друг к другу, и крепко между собой связали. Потом наживую выдирали аденоиды. Мы кричали как резаные.
Может, это было тогда принято так, но, считаю, бесчеловечно. Эту боль и невозможность сдвинуться с места помню до сих пор. После экзекуции нам с братом дали огромную простыню, чтобы туда сплёвывать кровь. Её было очень много. Общее страдание нас сблизило.
Мы учились в одном интернате, было много общих тем. Нам часто нравились одни и те же книги, фильмы, артисты. Выучила песни Розенбаума, Высоцкого, Цоя, он постоянно крутил их пластинки. Ещё Серёжка научил меня играть в шахматы. Сейчас режусь в них с младшей дочерью.
В составе школьного комитета комсомола принимала его в наши ряды. Серёжка иногда заикался в жизни, но при этом событии так переволновался, что почти ничего не мог сказать, только плевался. Мне было очень жалко его. В комсомол, конечно, он был принят.
Когда в мае 1990 года отец с мачехой исчезли из нашей жизни и мы остались жить одни, то вообще сдружились. Мечтали, как теперь здорово заживём. В восемнадцать лет я оформила над братьями опекунство. Тогда это можно было сделать без лишения родительских прав. В опеке меня спросили, будем лишать отца прав, я ответила, что нет.
Мы были в статусе детей, оставшихся без попечения родителей. Жили на пенсию по потере кормильца и пособие. Сергею в училище, куда он поступил после восьмого класса, иногда давали продуктовый паёк. Жить было можно. Главное, не было пьянок, никто не трепал нервы.
Тогда же Серёжка спекулировал на вине. В стране были сложности с покупкой спиртного, нужно было отстоять огромную очередь, и не факт, что достанется. Когда отец ещё жил с нами, то доставал алкоголь по знакомству. К этому и Серёжку приобщил. Покупал из-под полы ящик вина, потом в два раза дороже продавал. На тот момент брату было всего пятнадцать лет.
Но долго спекуляцией Серёжка не смог заниматься: пригрозила местная братва. Думаю, этот факт в биографии и привёл его к алкоголизму. Грешно торговать ядом – это моё убеждение. Всегда можно найти другой способ заработка.
У меня достаточно знакомых и родственников, кто торговал спиртом или самогоном. Никто богаче и счастливей не стал. Многие спились сами, у кого-то дети. Да, первое время, когда появляются лихие деньги, торговцы стараются приукрасить свой антураж. И со стороны кажется, что они поймали удачу за хвост, стали богатыми. Обрели власть над теми больными людьми, кто несёт последнее из дома, чтобы продать за пузырь, шкалик или чекушку.
Серёжка продал половину вещей из дома, не раз закладывал паспорт. Я выкупала его и говорила, что отольются кошке мышкины слёзки. Серёжка спорил со мной,