Дальше – молчание… Роман. Эдмон Жалу

красным лицом, с торчащими усами и прилизанными редкими волосами. Он нравился мне, потому что часто дарил мне монетку в десять су, когда мы заходили его поприветствовать, но мама побаивалась его нелепых комплиментов и его бесконечных историй, и в том числе рассказа об одном сражении в семьдесят первом году, в котором он проявил себя героем и о котором рассказывал нам каждый раз. Теперь этот герой занимался копированием бумаг и ожесточенно наваливался на пресс с такой яростью, словно ему приходилось давить какого-нибудь вооруженного с головы до ног пруссака или баварца.

      Позади него стоял мрачный длинноносый детина, одно из тех нелепых существ и страдальцев, у кого жизнь не удалась и кто смешон даже в своем несчастии. О нем говорили обиняками, в домашней жизни у него случились какие-то неприятности, жил он один. Он был жалко некрасив, застенчив, нескладен, неловок, и никто не мог определить его возраст. Третий служащий походил на добродушного барана с округлой бородой; все в его облике повторяло один и тот же мягкий и робкий изгиб: нос, подбородок, спина. Когда он смеялся, все складки его лица поднимались вверх ко лбу и смеялись и рот, и ноздри, и морщины, и веки, и брови. На самом деле он был отличным малым: простым, преданным своему делу и искренним. У Селестена был хитрый и порочный вид не по годам развитого прохвоста.

      – Свидетельствую вам мое почтение, сударыня! – говорил старик чересчур бойким тоном. – Ах, в гостях у вас дама, которая вам делает большую честь, г-н Мейссирель, а я вам приношу с ней мои поздравления!

      Отец рассмеялся, мать сделала недовольную гримасу.

      Несчастный что-то невнятно бормотал; баран долго кивал начальнику, как китайские болванчики с качающейся головой, безостановочно поддакивающие вам с добрую четверть часа, Селестен поглядывал на меня тем же взглядом, какой бывал у кузенов Тремла, когда они затевали надо мной какую-нибудь забавную выходку.

      – Вот сын! – радостно воскликнул отец, положив мне на плечо крепкую руку.

      – Ох! – отвечал старый вояка. – Он все время растет. Скоро перерастет отца с матерью. Нужно есть суп, дружок! Чтобы стать солдатом, нужно есть суп! Вот если бы я не ел суп, великий Боже, что бы я делал в семьдесят первом году, когда…

      Для него все средства были хороши, чтобы вернуться к своему героизму.

      – Да-да, мы знаем, – говорила мать, – мы наслышаны о вашем доблестном поступке, г-н Годферно…

      Герой рассыпался в поклонах.

      – Сударыня мне льстит, сударыня мне льстит…

      Мы обменялись еще несколькими словами, и на этом представление закончилось. Разгорячившийся и вдохновившийся растревожившими его кавалерийскими мечтами, г-н Годферно пошел успокаивать свою ярость на копировальном прессе, несчастный вернулся к безысходности своих зеленых папок, а баран к верстаку с чернилами и бланками. Селестен всегда исчезал в мгновение ока, и ничто не разубедило бы меня в том,