– Мне было бы приятно… – начал я, но в это время у Макса зазвонил мобильник.
Он бросил взгляд на дисплей и только потом поднес телефон к уху.
– Как там, все в порядке? – спросил он.
Он повернулся так, что оказался почти спиной ко мне, и оперся о багажник «мерседеса». Я не двигался с места, хотя и понимал, что Максу неудобно вести откровенный разговор по телефону в моем присутствии. И действительно, он снова повернулся ко мне лицом, посмотрел мне в глаза и прикрыл мобильник рукой.
– Чао, – сказал он и подмигнул мне.
Я помахал Ришарду Х. В зеркальных стеклах его солнечных очков отражались стремительно вращающиеся крылья ветряка, и я не знал, видел ли он меня и ответил ли на мое приветствие.
И тут моя машина не завелась.
Я громко выругался, в третий раз поворачивая ключ зажигания, но под капотом раздался только усталый, постепенно затухающий скрежет, словно издыхающее насекомое потирало лапками. Я почувствовал жжение в глазах и уронил голову на руль. Мне вспомнился тот день – это было не больше года назад, – когда я впервые въехал на этой машине на улицу Пифагора.
Давид только что вернулся домой из школы. Вспоминаю выражение его глаз, устремленных на машину, припаркованную у края тротуара. Он даже не дал себе труда подойти поближе и стоял у нашей двери, держа руки в карманах.
– «Опель», – сказал он.
Голос звучал скорее покорно, чем насмешливо, но было что-то в его тоне, из-за чего название марки вдруг резануло мне по сердцу.
– А что не так с «опелем»? – спросил я.
И сразу пожалел об этом: черт побери, я хорошо знал, что не так с «опелем». Защищая «опель», я еще больше отдалялся от своего сына.
– «Опель» есть у господина Вервурда, – сказал Давид.
Я поднял брови – будто задумался о том, кто такой господин Вервурд. Между тем я просто пытался выиграть время. Господин Вервурд был учителем географии, преподававшим в классе Давида. Он надевал черные носки с коричневыми сандалиями, а книги и бумаги носил в матерчатой сумке с выцветшей надписью, которая напоминала о давней демонстрации в защиту мира. Вместо того чтобы заниматься своим делом и вещать о том, столицей какой страны является Улан-Батор и что за растения разводят в бассейне Миссисипи, он прожужжал им все уши историями о несправедливом отношении к третьему миру и значении ветроэнергетики.
– У Гитлера тоже был «опель», – сказал я, входя позади сына в коридор.
Но это было просто сотрясением воздуха – я видел в кинохронике, как фюрер принимает парад в черном «фольксвагене»-«жуке» с открытой крышей. К тому же мне казалось, что ему больше подошел бы «мерседес».
Давид обернулся. Вид у него все еще было грустным.
– Точно, – сказал он. – И Гитлер здорово оплошал с войной. Во всяком случае, так нас учат в школе.
И теперь, на парковке у Северного пирса Вейк-ан-Зее, я проклял «опель» еще раз, громко, не жалея крепких слов.
Я поднял голову от руля и откинулся