– «…Отцвели уж давно хризантемы в саду…» – мурлыкал он под нос, и лиричные слова популярного романса вдруг приобретали ярко выраженный аграрный оттенок. – И то дело, нечего место понапрасну занимать… Мы лучше вместо этих раздерганных мочалок «Знамя труда» посадим. Вот так! «…Знамя нашей славы трудовой…»
Садовод на секунду приподнял голову и гордым взглядом окинул результаты собственной трудовой славы.
– Эх, да такую красоту во всем Подмосковье не сыскать. Да что в Подмосковье, красота союзного значения!
Налюбовавшись грунтовыми овощами, Николай Петрович встал и не спеша направился в сторону теплицы.
– А кое с кем мы еще и в Брюссель поедем, – щурясь, как сытый кот, он прошелся вдоль идеальных грядок. – Вы же мои красавицы… – он снова опустился на колени, загрубевшие руки обращались с кудрявыми свечками брюссельской капусты бережно и нежно, словно с запеленатыми грудничками.
– …Слышали новость? Третьего дня, сосед наш, Иван Калиныч ЗавистливыйГлаз-КривыеРуки, трепался, что вырастил какие-то неведомые «Изумрудные Зори», – дачник покосился на соседний забор. – Врет, конечно… Небось, как всегда «Золотой рассвет» сгноил на корню, вот тебе и «Изумрудные Зори»! Хе-хе!
Кряхтя и посмеиваясь, садовод приподнялся с колен, отряхнул комья влажной земли, покинул теплицу и еще раз окинул владения зорким оком радетельного хозяина.
– Я тебе вот что скажу, – загрубевший палец назидательно качнулся в сторону соседского штакетника, – коли нет у тебя призвания, не чувствуешь ты живую натуру – так и не лезь в огородники. Или вон, – взгляд неодобрительно сполз на правый угол теперь уже собственного участка, где буйно и безнадзорно колосились огромные золотые шары. – Сажай, например, цветочки: по любому, хоть какая-никакая трава, а все равно повылазит. Хотя… – в голосе звякнула досада. – Положа руку на сердце, я бы, конечно, это безобразие повыдергал, но видишь как, – он обескуражено развел руками, – моей Нине Семеновне они по сердцу пришлись. Приходится мириться. Не станешь же с бабой из-за каждого сорняка биться! – морщины возле глаз стали резче, – Хотя и непорядок это. И будь моя воля, я бы их… Эх! – чувствуя, что эмоции готовы толкнуть на непоправимый поступок, пожилой садовод поспешил