Кузнецов шагал в усталом безразличии, ожидая только одного – команды на привал, и, изредка оглядываясь, видел, как понуро ковылял, прихрамывая, за повозками Чибисов, как еще совсем недавно такой аккуратный морячок, наводчик Нечаев, плелся с неузнаваемо дурным выражением лица, с толсто заиндевелыми, мокрыми усиками, на которые он поминутно дул и неопрятно при этом облизывал.
«Когда же наконец привал?»
– Когда привал? Забыли? – услышал он за спиной звучный и негодующий голос лейтенанта Давлатяна; его голос всегда удивлял Кузнецова своей наивной чистотой, почему-то рождал приятные, как отошедшее прошлое, воспоминания о том, что было когда-то милое, беспечное школьное время, в котором, вероятно, жил еще сейчас Давлатян, но которое смутным и далеким вспоминалось Кузнецову.
Он с усилием обернулся: шею сдавливал, холодил влажный целлулоидный подворотничок, выданный старшиной в училище.
Давлатян, с худеньким большеглазым лицом, в отличие от остальных без подшлемника, догонял Кузнецова и на ходу аппетитно грыз комок снега.
– Послушай, Кузнецов! – сказал Давлатян стеклянно звонким, школьным голосом. – Я, знаешь, как комсорг батареи хочу с тобой посоветоваться. Давай, если можешь.
– А что, Гога? – спросил Кузнецов, называя его по имени, как называл и в училище.
– Не читал роскошное немецкое сочинение? – Посасывая снег, Давлатян вынул из кармана шинели вчетверо сложенную желтую листовку и насупился. – Касымов в кювете нашел. Ночью с самолета бросали.
– Покажи, Гога.
Кузнецов взял листовку, развернул, пробежал глазами по крупным буквам текста:
Сталинградские бандиты!
Вам временно удалось окружить часть немецких войск под вашим Сталинградом, который превращен нашим воздушным флотом в развалины. Не радуйтесь! Не надейтесь, что теперь вы будете наступать! Мы вам еще устроим веселый праздник на вашей улице, загоним за Волгу и дальше кормить сибирских вшей. Перед славной победоносной армией вы слабы. Берегите свои дырявые шкуры, советские головорезы!
– Прямо бешеные! – сказал Давлатян, увидев усмешку Кузнецова, дочитавшего листовку до конца. – Не думали, наверно, что в Сталинграде им жизни дадут. Как смотришь на эту пропаганду?
– Прав, Гога. Сочинение на