– Что это? – удивился Иртенев, рассматривая непонятный агрегат.
– Допрос снимать с тебя буду, – почти ласково произнес Игнат. – Это такая машина, которая заставляет правду говорить. Вот и расскажешь мне, куда ты спрятал награбленные у трудового народа капиталы.
– Да я… Я профессор математики. Какие капиталы, откуда?
– Проходи, проходи, не бойся, больно не будет!
Игнат почти дословно повторял то, что велел им говорить Сигизмунд Пухольский. Дескать, ваша задача лишь уничтожать контрреволюционный элемент. Вот и не нужно орать и пугать приговорами, пусть элемент сам не понимает, что его сейчас уничтожат. Поэтому и говорите, что… Богоробов то, что нужно сказать, даже карандашиком на листочке записал, а потом ходил и заучивал, шевеля губами и дергая бровью. Смешно, конечно, что такое приходилось повторять и буржуйским деткам, ну какие капиталы они успели награбить и спрятать? Хотя, кто их знает – буржуи есть буржуи, хоть и малолетние – может, и успели. И про машину, которая заставляет правду говорить, смешно придумано. Все, кто слышит, буквально рот раскрывают. Так с открытым ртом и встают в распылитель. А там – чпок!
– И что дальше? – в голосе Иртенева звучало нетерпение. Игнат спохватился, что так и сидит за столом, положив руку на черную коробочку с красной пипочкой на крышке. А буржуй топчется в распылителе и ждет, что будет дальше. А ничего не будет – для тебя. Игнат нажал на пипочку, и не стало Бориса как-там-его-по-батюшке. Был – и нету.
Игнат нее удержался, и подошел к аппарату. Никаких следов буржуя, ни пылинки на черном пупырчатом круге. Как и обещал очкастый изобретатель Пухольский, приговоренный распался на эти… на молекулы. Игнат очень смутно представлял себе, что такое молекулы, хотя слушал бывшего студента старательно. Но в то, что весь мир состоит из таких крошечных штучек, что глазом не различишь, так и не смог поверить. И Богоробов, кажется, не поверил, все пытался что-то рассмотреть на собственных ладонях, подносил к глазам, ногтем ковырял. Но факт вот он – разлетелся контрреволюционный элемент на эти самые молекулы, стал воздухом, а значит – ничем. А кто был ничем, тот стал всем.
– Харитоненко, давай следующего!
Спустя час всё было кончено. Игнат пригладил волосы, посидел, уперев локти в колени, ещё некоторое время. Хоть и легкое это дело – на пипочку нажимать, однако устал отчего-то. Всё же восемь душ на тот свет отправил. Потом обошел вокруг распылителя, провел рукой по блестящему щитку. Гладкий. Гладкий и холодный. Захотелось сдвинуть аппарат и посмотреть, что под ним. Хотя видел, как устанавливали, ничего там нет, только каменный пол. Но куда-то же все деваются. Молекулы… А Пухольский больше не появлялся, может, другие машины мастерит, может, и самого давно в распыл пустили. Раз студентом был, значит, не из наших, рабочее-крестьянских, а тоже – из буржуев.
Вообще-то, Игнату в последнее время редко приходилось ликвидацией заниматься, разве что когда Богоробова с утра в районную ЧК на доклад вызывали. Да и что тут