Пустив корни в Российской земле, Лефорт проникся чаяниями самой России. В июле 1678 года он обратился в Иноземный приказ с повторной просьбой о принятии на российскую военную службу. Последовал царский указ: «Принять в службу иноземца Франца Лефорта, с чином капитана».
В этом же году Лефорта зачисляют на должность командира роты Киевского гарнизона, входившего в состав корпуса князя Василия Васильевича Голицына. Комендантом Киева назначили новоиспеченного родственника Лефорта – полковника Патрика Гордона.
Почти три года провел Франц Лефорт в военных походах против турок и крымских татар. На поле брани он всегда находился в самой гуще сражений. Жена и теща, которых он вывез в Киев, редко видели его в домашней обстановке.
По окончании военных действий Лефорт вернулся в московскую Немецкую слободу. За доблесть, проявленную в бою, командование удовлетворило его прошение об отпуске на родину с сохранением воинского жалованья. 16 апреля 1682 года блудный сын наконец ступил на родную землю, где не был без малого восемь лет. В своем дневнике 16-летний Людовик Лефорт (старший сын Ами Лефорта) так описывает встречу с дядюшкой: «Франц Лефорт был принят своими родными и соотечественниками, любившими и истинно уважавшими его, самым радушным образом. В беседах своих он представлял картину России, вовсе несогласную с описаниями путешественников. Он старался распространить выгодное понятие об этой стране, утверждая, что там можно составить себе очень хорошую карьеру и возвыситься военною службою. По этой причине он пытался уговорить своих родственников и других отправиться с ним в Россию.
Лефорту было тогда двадцать шесть лет. Все соотечественники заметили в нем большую и выгодную перемену. Он был высокого роста и очень строен. В разговоре являл себя строгим и серьезным, но с друзьями был шутлив и весел. Можно сказать утвердительно, что он наделен от рождения счастливейшими дарами и талантами как тела, так ума и души. Он был отличный ездок и в совершенстве владел оружием. Из лука стрелял с такою необыкновенною силою и с такою непостижимою ловкостью, что превосходил искуснейших и опытнейших татар. О военном ремесле говорил очень разумно, и, можно сказать, по справедливости, что судил о нем как человек испытанный, хотя был младший сын в семействе, которое, конечно, пользовалось почетом, но не имело таких денежных средств, чтобы дать соответствующее его дарованиям воспитание. Что касается его чувств и образа мыслей, то никогда и никто не откажется от признания – что и обнаружится впоследствии – что он имел возвышенную и благородную душу. Он был