– На кухне тоже никого…
Стрелок с аппетитом ел борщ. Буров, даже не обмакнувший своей ложки, сидел, прилипнув задницей к стулу, пялясь то на спокойного длинноволосого, то на бандосов. К этому времени две вещи кое-как втиснулись в его сознание: бандосы, находящиеся на расстоянии в несколько шагов от них, в упор их не видят, и виной этому странному явлению, скорее всего, его длинноволосый сопровождающий.
Одноухий приблизился к стойке, мазнул пальцем по подносу и предъявил тот палец, с которого капнула розоватая влага, шалманщику.
– А это что? – с нехорошим присвистом поинтересовался одноухий. – Ну-ка, иди сюда… Это что?
Хома осторожно понюхал палец. И в полном недоумении прошлепал губами что-то невнятное.
– Ты же им подавал сейчас, падла! – констатировал одноухий.
– Я? Кому?
Одноухий скрипнул зубами. Стремительно перегнувшись вперед, он схватил здоровенного шалманщика обеими руками за крутой загривок и рванул на себя и вниз. Хома, впечатавшись лицом в дощатую поверхность стойки, распрямился, секунду обморочно покачался всем телом вперед-назад, фонтанируя кровью из перекосившегося набок носа, и обрушился на пол, скрылся за стойкой.
– Пошли, – сказал одноухий, мотнув головой бандосу в кожанке, – фура-то на месте…
– Там замки такие… – поскучнел тот.
– Какие замки! Автогеном бочину вырежем – всего и делов.
Тут Буров не удержался, вскочил, со скрипом своротив стул. Оба бандоса молниеносно обернулись к нему. В руках у одноухого тускло блеснул револьвер. Второй, с оспинами на лице, проворно вытащил из-за спины обрез охотничьей двустволки.
У Бурова горло стиснуло от мгновенного испуга, когда он понял, что натворил.
– Ах ты ж, тварь… – заскрипел одноухий, поднимая револьвер.
– Вы чего тут делаете, мужики? – вдруг спокойно осведомился стрелок, облизывая ложку.
Буров прямо-таки физически почувствовал, как струны вцепившихся в него взглядов ослабли и растаяли, – это стрелок безо всяких видимых усилий перехватил внимание бандосов.
– А?.. – вопросительно произнес одноухий.
– Там братва ваша на тачанах в грязюке завязла, с места сдвинуться не могут, а вы тут титьки мнете! – повысил голос длинноволосый. Он говорил так, будто и на самом деле был искренне возмущен поведением собеседников.
– Так мы… это… – неловко тиская в руках обрез, пробормотал мужик в кожанке, – мы тогда пойдем, ага?
Одноухий, не отводя растерянных глаз от стрелка, поспешно затолкал револьвер в карман.
– Пойдем, да? – попросился и он.
– Конечно, идите, – разрешил длинноволосый.
Бандосы бросились к двери, попытались протиснуться в нее одновременно и ненадолго завязли. Мужик с изуродованным оспой лицом освободился первым, потеряв при этом свой обрез.
– А ты