Лес изменился. Нет, это уже не те, привычные и знакомые чащобы, пусть и дремучие, густые, древние. Здесь каждая тропка, каждое дерево и куст, были знакомы. Сюда Васлиса с подругами чуть ли не каждый день ходила по грибы и ягоды, собирала травы и хворост. Лес кормил и одаривал, а не пугал. Так было много лет. Как далеко ты сюда не забредаешь, а ни зверь не трогает без надобности, ни сам лес не путает. Не водилось здесь и нечисти.
На много верст долина огорожена от других земель непроходимыми лесами и горами. Все всегда идет своим чередом. Без больших событий и потрясений. Не совсем, конечно, они отрезаны от цивилизации. Там, где редел и заканчивался Южный лес, шел тракт – какой-никакой, а четкий путь, дорога, по которой можно было сюда добраться и отсюда выбраться…
Но сейчас…
Все вокруг поменялось.
Тень уже не просто пугала изнутри – она сгустилась, и это стало видно.
Бежать захотелось еще сильнее. Но ноги застыли, стали непослушные и неподвижные. Ни пальцем пошевелить. Ни подогнуть коленки и упасть.
Резко хрустнула где-то ветка. А показалось, будто гром грянул.
Это мигом сняло оцепенение.
Василиса сорвалась с места.
Бежать – подальше отсюда! И как можно быстрее. Неважно, куда. Она не различала тропинок, не выбирала, куда ступить – ноги сами несли. Ветки больно хлестали по лицу, по рукам. Еще одна коварная коряга на пути все-таки сделала свое дело – девушка запнулась и повалилась прямо в траву. Но тут же поднялась снова. Все инстинкты внутри кричали только об одном. Беги, спасайся! Не оглядывайся!
Она бросилась было бежать дальше, но то ли тень не просто сгустилась еще больше, а прямо плотной черной пеленой, осязаемым туманом разлилась вокруг, то ли в глазах меркнуть стало… Но бежать, куда глаза глядят, уже не получалось. Во мраке этом корявые, скособоченные деревья тянулись когтистыми руками-ветками, цеплялись, будто пытаясь поймать. Продираться сквозь них становилось все труднее и труднее. Но она все-таки прорвалась. Как вдруг, словно черная змея, одна из толстых веток изогнулась и резко метнулась прямо в лицо.
И вот тут уже никакие нервы не выдержали.
Василиса истошно, с невыразимым ужасом закричала во весь голос – крик отчаяния, невыносимого животного страха на грани безумия и безысходности…
Оборвался внезапно.
И повисла жуткая, потусторонняя тишина. Которая резала по нервам не хуже самого остро заточенного ножа.
А из плотной, кожей ощущаемой тьмы, вдруг неспеша, открывая веки, вспыхнули кроваво-красные, жгучие глаза. И пламя в них полыхало неистощимой, ненасытной, дьявольской злобой…
По дороге домой
Бледно-голубое, прозрачное, чистое, бездонное небо… Как описать тебя? Как не утонуть в манящей, свежей бездне, тянущей ввысь? Как точно передать ту жажду жизни, тот свежий глоток холодного утреннего осеннего воздуха, который не просто бодрит, пробуждает, а наполняет силами и просветляет?
Рана на руке уже почти не давала о себе знать, хоть и заживала непривычно долго – аж целых четыре дня. В четыре раза дольше, чем обычная. Несмотря на прихваченный для ускоренного заживления отвар, который Пахом всегда брал с собой. Нет, силушка богатырская не подводила, да и многолетние тренировки и обучение у волхвов и ведунов не прошли даром. Великим трудом обретенные способности не подвели. Все заживало как на кошке. Даже быстрее. Любая рана, резаная или колотая, любой ушиб и перелом. А тут поди ж ты – вроде так себе, ну тяпнул нелюдь очередной за предплечье, так и что? Бывало и похуже. Но рука после укуса все равно распухла, рана долго не заживала и кровоточила. Плохой кровью кровоточила. Пришлось применять отвар да обрабатывать усиленно. Глупо надеяться на естественную регенерацию.
Когда нечисть покусает – всякое бывает.
Ядовитая гадина попалась, люто ядовитая. Сама напала исподтишка. Вроде и биться долго не пришлось. Так, навалял как следует для начала. Ну негоже убивать без причины. Даже если столкнулся с чудищем, на вид препоганым, а если не вредное оно – то за что ж убивать-то? Будь тварина злая или добрая, красивая или страшная, а во всякой смысл есть. Недаром ведь ее мать-природа создала.
А потом, видя, что не хочет сдаваться гадина, злится, бесится, нападает, слюной едкой брызжет, – решил добить.
Лихо нападала тварь. Ловко и злобно. Но и Пахом не лыком шит – изловчился и порубил ее. Порубить-то порубил, а тварь все не сдыхала. Напополам разрубленная взяла да и как сиганет – прямо в лицо, ладно хоть рукой прикрыться успел. А она в руку-то и вцепилась кривыми зубищами своими. Еле отодрал. Башка чешуйчатая, безглазая, размером с собачью. Челюсти мощные: пробили броню, прокусили. А слюна разъела остатки и въелась в кожу.
Наконец, отбившись и раскромсав остатки нечисти, Пахом убедился, что не представляет она уже опасности. Хоть и шевелятся еще обрубки да ошметки, но в единое целое уже не срастутся. Вряд ли. Не бывает такого. Тем не менее, для безопасности