Я повернул команду вьюками направо, приказав им скрыться за деревьями. Роты проделали то же самое.
– Прямо-таки щучий глаз. Видит, дьявол, ночью, как днем. На две версты захотел взять на мушку, – услышал я разные голоса.
Пришлось дальше идти лесом без дороги, но, слава Богу, марш подходил к концу. Подойдя к Кубинскому лагерю и свернув в полковой парк, мы вышли им мимо офицерских флигелей к казармам полка.
Неприветливо встретили нас родные казармы. Своими высокими корпусами они на нас глядели как-то мрачно, как будто сетуя своим хозяевам на свою горькую долю. Еще несколько месяцев тому назад они блистали своей чистотой и порядком. Жизнь в них текла подобно часовому механизму, минута в минуту. Их чистили, мыли, рядили изо дня в день. Малейшая оплошность, не вовремя открытая форточка, случайная соломинка на полу считались чуть ли не происшествием. По конструкции и оборудованию они были лучшими казармами Российской империи, и им могла позавидовать любая столичная часть. Построенные на широком косогоре, среди соснового леса, они еще издали производили впечатление уюта и благосостояния.
Но вот хозяева однажды почему-то заволновались. Стали вскрывать склады, цейхгаузы, выкатывать из сараев обозы, куда-то отправлять вещи, а сами через несколько дней собрались и рано утром со знаменем и музыкой ушли к границе.
Затем вместо них появились какие-то новые части. Пожив немного, они уходили, а за ними опять новые, и так без конца. Об уборке, чистоте и порядке говорить не приходилось. Столы, скамейки, тюфяки куда-то растаскивались, а когда похолодало, то досками от кроватей и ночными столиками начали без стеснения топить печи.
Словом, кому какое было дело до чужого добра. Сейчас хозяева вернулись, но они подошли как-то тихо, без барабанного боя и музыки, без команд. Разбрелись по ротам, не раздеваются, сидят, говорят и чего-то ждут. Еще с утра, считаясь дежурным по полку, я, по прибытии полка в свою бывшую штаб-квартиру, приказал собраться дежурным по ротам на середину полка. Отдав распоряжение о немедленной высылке трех застав к офицерским флигелям и нескольких патрулей в село, я начал принимать рапорты о состоянии рот.
Люди в ротах оказались все налицо. Ни отставших, ни заболевших не было, но в первой роте оказался один раненый.
– Наверное, у Бакинского лагеря, когда по нам было выпущено несколько пуль? – спросил я дежурного.
– Так точно, ваше благородие, – ответил мне дежурный 1-й роты.
Выразив досаду, а также приказав ротным быть каждую минуту в полной боевой готовности, я отпустил людей по ротам.
Вдруг я вспомнил унтер-офицера, раздававшего конфеты в станции Соганлугской. Мне живо представилась вся сцена, пристальный взгляд его серых глаз и слова «никак нет, я буду сегодня убит». В момент меня охватила мысль, не он ли есть тот раненый?
– Шелегеда, – крикнул я дежурному фельдфебелю, – верни мне дежурного первой роты!
Через несколько мгновений