– А в суде, значит, можно будет разговаривать?
– Разумеется, нет.
– Не совсем понимаю. А как заседание-то идти будет? Участники процесса будут записками обмениваться?
– Писать тоже ничего нельзя. Объясняю, откуда у Дня Тишины ноги растут. Для того, чтобы выразить свою солидарность к странам, которые отказываются от всего русского, мы на законодательном уровне решили отказаться от русского языка. Но когда принимали закон, не учли, что 99% населения республики никаким другим языком не владеет, поэтому сошлись на компромиссном решении – День Тишины делать только раз в месяц. Это, кстати, народное название, официально он называется Днем отказа от русского языка. Раз в месяц денек помолчать, ради того, чтобы приобщиться ко всему цивилизованному миру, не трудно, да ведь?
– Я уже ничему не удивляюсь – пусть так, но как заседание-то проходить будет? Как судья, адвокат и я будут между собой общаться?
– Про обвинителя забыл. Он завтра тоже в процессе будет.
– А ты откуда знаешь?
– Так я и буду обвинителем. Да и зачем тебе общаться – все равно твои показания никакого веса не имеют. Только время зря потратим, а мы с судьей и адвокатом и по жестам друг друга поймем. Первый раз, что ли!
– Ты же вроде пограничник?
– Я и курьер, и пограничник, и обвинитель. Везде денежка капает. Жить-то как-то надо.
– И вот тогда еще что…
Однако последний вопрос Кирилл о предусмотренном наказании за нарушение дня Тишины задать не успел. Игнат прижал палец к губам и показал на часы – полночь, и также стремительно, как появился, укатил на своем электрическом инвалидном кресле.
– Mówisz po polsku? – спросил Кирилл адвоката утром, тот в ответ испуганно заморгал, прижал указательный палец к губам, и скрестил руки, дескать, разговаривать нельзя. Можно было возразить, что это по-русски нельзя, но спор бы не привел ни к какому результату ввиду несовпадения языковых систем. А между тем обсудить, какой вопрос по регламенту, будет рассматриваться на сегодняшнем судебном заседании, хотелось. Впрочем, адвокат приехал пораньше, судя по опыту, не за обсуждением, а чтобы снова обожрать Кирилла. Не получилось. Кирилл проснулся раньше и перехватил у Игната поднос с арестантской едой. В следующие десять минут адвокат обиженно наблюдал, как подсудимый с аппетитом поглощал сначала кашу с бутербродом, затем – компот.
В цирковом шатре, где проходили судебные заседания, все было, как и в прошлый раз. От влажных опилок исходил тот же запах, какой источают вольеры с животными, посреди арены – стол и стул для адвоката, на зрительских скамейках не то, чтобы аншлаг, но вполне плотненькая рассадка. На возвышении, где обычно располагается оркестр, разместился судья. Его лица из-за хитрого освещения и подлых теней разглядеть опять оказалось невозможно. Новой деталью