– Неплохая сумма за рисунок, правда? Я даже не стану ставить условий. Можешь нарисовать в цвете. Пастелью. Акварелью. Хоть детскими фломастерами.
Облизывает пересохшие губы.
– Что нарисовать?
Он оглядывается, чтобы убедиться, что ребенок самозабвенно играет с кроликом и не слышит их.
– Как мы трахаемся. Как я беру тебя на столе.
Жаль, что нельзя записать на камеру, как Кисточка краснеет. И как отводит глаза.
– Я не могу.
– Почему?
– Вы знаете почему!
Руки нервно сжимают карандаш.
– Возможно. Но вдруг наши версии отличаются?
– Вы знаете, что я никогда этого не делала! И не смогу нарисовать то, в чем не разбираюсь.
Вот черт. Она сейчас его убьет и даже не поймет, что случилось. Все еще невинная. Все еще понятия не имеет, что там, за чертой. И отчаянно этого стесняется, будто быть девственницей – это что-то позорное. Но на самом деле Сергею сейчас хочется взять ее прямо на этом хлипком столике, и насрать, сколько народу на них смотрит. Стать у нее первым, наглядно продемонстрировать то, что он хочет на рисунке.
– Я свободен во вторник. Или можем пойти в машину и попрактиковаться там.
Она вспыхивает, но молчит, стискивает зубы. Смотрит на девочку, которая, к счастью, не думает убегать.
Фантазии несутся безудержным потоком. И, словно каменная стена, в мыслях вдруг возникает поцелуй. На секунду представив, как он целует ее, раздвигает полные губы и языком ласкает девушку, ему становится дурно. Не от возбуждения, хотя оно становится совсем нетерпимым. А от злости.
Какого хрена она лезет в его голову со своими поцелуями?
Ни одну из своих шлюх он никогда не целовал. Поцелуй – это власть, но обоюдная. Недопустимая.
– Ты что, порно не смотришь? – Он говорит это грубее, чем собирался.
– Вам же не подойдет срисовка с порно. Вы хотите эксклюзив.
Он поднимается, привычно бросает на стол несколько купюр аванса.
– Для начала сделай эскиз, посмотрим, что у тебя получится.
– Вы же сказали, что я могу отказаться.
– Я передумал, – отрезает он. – Рисуй, Кисточка.
Глава пятая
Ненавижу похороны. В последний раз, когда были похороны родителей, моих и Эльки, я думала, вообще не встану, пролежала с температурой целую неделю. Похороны тети Маши проходят, к счастью, проще. Несколько подруг, таких же пожилых, Марина, грустная и несчастная, я и, собственно, все.
Потом мы идем вместе забирать Элю из садика.
– Ну вот. Теперь буду одна в квартире.
– Ну почему одна, Пашка поддержит. Сэкономите на съеме.
Марина усмехается.
– Пашка все. Разбежались. Сказал, что устал жить в нищете, да и вообще я изменилась. Он-то влюбился в музыкальную беззаботную девочку, а жить стал с задолбанной учительницей, ползущей к тридцатнику.
– Ну и дебил, –