– Будет тебе адвокат, только малость попозжее будет – успокоил он подозреваемого и тут же оборвал хохот, уставившись на него пронзительным взглядом. – Значит, утверждаешь, что чист как сокол? А вот это что?
На лице Брыля сияла маска торжества. Заключение дактилоскопической экспертизы гласило, что отпечатки пальцев, снятые с задержанного в Южно-Сахалинске, соответствуют отпечаткам пальцев гражданина Крымова, осужденного в 1990-м году за сопротивление милиции. Седой вздохнул и прикрыл глаза, давая тем самым понять, что он уже охренел от необоснованных обвинений и что пора бы в этом беспределе поставить точку.
– Ну и что из того, что я по малолетке в колонию залетел? Подобное с любым могло случиться, тем более, когда тебя провоцируют на драку. Что же касается меня лично, то я своё отбарабанил сполна и в девяносто первом году вышел на свободу, как говорится, с чистой совестью. – Он замолчал было, но тут же с тоской в голосе добавил: – Я, конечно, понимаю, от тюрьмы и от сумы не зарекайся, но я вам еще раз повторяю, гражданин следователь, что вы совершенно необоснованно арестовали человека, который ни сном, ни духом не ведает о каком-то Чернявском. И если вы думаете повесить на меня убийство…
– Задержан по подозрению в попытке убийства, – поправил его Брыль.
– Пусть будет так, но мне от этого не легче. Мало того, что я терплю нечеловеческие унижения, так ко всему прочему страдает и моя фирма, неся колоссальные убытки от вынужденного простоя. И я продолжаю настаивать на том, чтобы из Москвы вызвали адвоката, которому я мог бы полностью доверять.
Голосом уставшего до чертиков человека он вел свой монолог, искоса наблюдая за следователем, но по его реакции, вернее отсутствии таковой, видел, что все слова вместе с праведным гневом попросту падают в пустоту. Наконец Брылю все это надоело, а возможно, что и время подпирало, но он вдруг хлопнул по столу папочкой с протоколами допросов, и его лицо перекосила гримаса, которую только воспаленный мозг мог бы назвать улыбкой.
– Ну что же, Крымов! Если раньше ты еще мог отрицать свою причастность к попытке убийства Чернявского, то теперь, после установления твоей судимости… Короче, так. Ты у меня все равно расколешься, причем до самой жопы, и заказчика Чернявского назовешь. И не потому чистуху напишешь, что раскаялся в содеянном, а потому, что тебя кинут в пресс-камеру, где паханит Сиська, самый гнусный человек на свете.
В тот момент Седой вдруг почувствовал, как его спина покрывается жарким потом. Он прекрасно знал, что такое пресс-камера, где суд вершит поставленный на это дело пахан. Причем поставленный с ведома администрации тюрьмы или того же СИЗО. А Брыль продолжал издеваться:
– Поди,