Грубая сила. Мягкая людям не понятна.
С каждым годом я всё больше и больше осознавал тайный смысл войны. То, зачем она нужна. То, зачем мы отправляем туда мужчин. Запугиваем их, как зайцев запугивают волки, – вот что будет с вами, если вы покинете Фелабелль. Вы должны Короне свои жизни, вы обязаны жертвовать ими во имя своей страны. А если не пожертвуют – либертассцы захватят ваши дома, изнасилуют ваших жен и детей. Они ненавидят нас за то, что когда-то мы отринули их. Они наши враги. Так было и так будет, пока мы не уничтожим их.
И никто не узнает, что это мы первые вторглись в их земли с огнем и кровью. И никто не узнает, что они просто защищаются.
Это выгодно. Политически. Завоевав победу в этой войне, я смогу изменить их взгляды. Только тогда смогу. Но для этого мне нужно выиграть.
Мне нужно быть сильным. Не показывать слабость ни перед кем.
Ведь только когда я ступил за черту "взросления", меня стали слушать и уважать. Когда я убил братьев – мачеха начала бояться меня, а отец впервые посмотрел серьезно. Меня больше не нужно было защищать. За меня не переживали.
А раньше я был посмешищем. Шутом. Маленьким глупым ребенком, которого обзывали бастардом, хотя я никогда им не был. Отец знал, но считал, что я должен разобраться сам. Они называли мою мать шлюхой. Они били меня, когда я говорил, что она была первой женой отца и до сих пор остается его главной любовью. Они убили пса, которого я забрал с улицы и воспитал. Они написали его кровью на моей кровати слово "грязнокровка". Я прощал. Прощал им каждую гадость, каждый волчий укус. Я думал, это сделает меня сильнее. Я мечтал, что однажды они преклонят передо мной колени и будут молить о прощении. Они ненавидели меня за мое первенство, а я их любил.
Но одной любви не хватит, чтобы поставить на колени целый мир.
И я забыл, как это – любить.
Наверное, Дэви была единственной, кто понимал меня. Она лечила мои раны и синяки. Дэви была старше почти на пять лет. Я любил зарываться носом в шелк ее волос, как собака. Дэви до двенадцати лет училась у Ари магии, а затем попала в замок. Она бежала от отца и хотела что-то значить сама. Здесь она стала помощницей бывшего колдуна при Короне. А сейчас, разумеется, моей правой рукой.
Тогда я был даже влюблен в нее. Дэви пахла весной, одуванчиками и дождем. Она носила яркие красные юбки и белые чулки. Волосы заплетала в косы и укладывала на голове змеиными гнездами. Я смотрел в ее удивительные глаза. Взгляд одного из них – медовый, карий, ореховый – всегда был мягче и добрее. Второй – голубой – оставался холодным и строгим. Она говорила, что это называется гетерохромией. А я называл