Я сотрясаюсь движением, которое дарит покой и гармонию мне одной, потому что мне всё равно, что он смотрит. Потому что он ничто. Даже не знает, что тропа его судьбы завернула к сходу в вечный круговорот. Пища для червей. Вышедший из заднего прохода червя перегной.
Заслуживающие уважения чуют приход смерти, видят её, осознают. Он поднял спину, приоткрыл рот, потянул руки к моей дрожащей талии, уложил выше, на рёбрах. Горячие сквозь ткань ладони. Его возбуждение усилилось. Он отбирает из моих рук ткань, почти выдирает, подаётся ко мне.
Я бы подождала ещё секунду, чтобы совершить острое действие в наиболее острый момент. Кинжал с треугольным обоюдоострым лезвием, уже занесённый, остался чистым. Он с хрустом переломал шейный столб. Явился. Весь в чёрном. Почти не скрывает, что доволен тем, что опередил меня. Тот даже не осознал положенные на подбородок и темя руки мужчины, которого в комнате не должно было быть. Реакция так себе.
– Кончено? – спрашиваю я, подняв глаза. Показываю лицом досаду. Я приучила его не добивать тех, кого оставила покорёженными, но к этому я не успела прикоснуться, и он без зазрений совести прикончил его.
Он кивает. Для его задачи не нужно было уметь говорить, и его не учили. Мой индивидуальный учебный план был не худшим в пансионе.
Дом свободен. Сразу начинаю хозяйничать. Я здесь надолго. Возможно, на целые сутки. Указываю ему убрать тело с покрывала. Лишнее движение – потянулся без подсказки. Одобрительно кивнув, выхожу к патио, по пути туша факелы. На площадке пусто. Ложе ещё хранит вмятины от лежащих недавно тел. Девиц и обслуги нет. Их он, конечно, не убил. Сами подсуетились, убежали. Мы освободили их не от такого хозяина, за которого можно было бы бороться. Тушу оставшиеся факелы, проверяю комнаты. Он выносит последнее тело и закрывает ворота на оба засова. Вопросительно смотрит на меня.
Не корректирую планы под него. Ему вообще не положено было в жизни что-то хотеть и испытывать, если речь не шла о выполнении задания. Заданий для нас обоих не нашлось. Мы не подошли, поэтому я собираюсь засунуть себя поглубже и хорошенько вымыть. Игнорируя возможность залезть в неуспевшую остыть парилку, шагаю к бассейну уже с улыбкой на губах.
Обожааааю возиться в воде! Он всё чаще недовольно хмурится, когда дорвавшись до воды я бросаюсь в неё, как обезумевшая треска, и ничем меня оттуда не выманить, пока не придёт время убраться. Он мог бы заниматься чем угодно, пока я плещусь, никого не держу, но, кажется, у него имелось личное правило, сформулированное без моего участия – не уходить от меня дальше чем на десять метров. Никогда.
В бассейн я рухнула в одежде.