– Что написано пером, то не вырубишь топором. Мне паспорт-то волостное начальство дало. Пусть пропишут, что младенец, ну и буду считаться младенцем. Как же ты этого не знаешь? А еще дворник и бляху себе на шапку нацепил!
– Не рассуждать! А проходи своей дорогой. Ах ты, уксусница! – шутливо кричит на нее дворник и топает.
– Ан не пойду! Скажите пожалуйста, какое начальство вы искалось! Хочу стоять и буду стоять.
– Акулина, не раздражай меня! Рассержусь – сейчас под штраф подведу.
– А какой же ты штраф с меня возьмешь?
– Известно, какой с вашей сестры берут… Ну, чего зубы скалишь? Проходи, проходи!
– А может, я с тобой хочу рядышком на скамеечке посидеть!
– Ни в жизнь этого быть не может, потому я здесь сижу для подозрения улицы. И это не скамейка, а мой пост, значит, ты мне отвлечение делать будешь. Поняла?
– Да кто тебя ноне поймет! Вишь, ты какие слова-то говоришь… Послушайте, а эта самая бляха на шапке вам к лицу, и вы даже на военного предмета смахиваете.
– А любишь военных-то? У, шустрая! Была бы у меня бляха на груди, так больше бы к лицу было.
– А нешто у кого на груди, то чин больше? – спрашивает кухарка.
– Известно, больше. Тогда с почтальоном вровень.
Ну, с богом! Не проедайся! Сливки скиснутся.
– Постой, дай хоть с бляхой-то поздравить. Честь имею поздравить вас, Силантий Тихоныч!
– Спасибо. Только кабы ты путная-то была, так вот ужо, как я сойду с дежурства, кофейком попотчевала бы да рюмочку поднесла.
– А неужто я беспутная? Да приходи, сделай милость. У нас еще пирог от обеда остался. И пирога дам. Только ведь и с тебя литки надо. Ведь ты чин-то получил. Хоть бы орешков…
– А нешто твой солдат тебе орешков носит? Наш брат мужчина сам норовит взять с тех, которые при еде.
– Уж и солдат! Да где ж ты у меня солдата нашел? Вовсе у меня нет никакого солдата.
– Ну вот! Зачем же я у ворот сижу? Я, брат, все вижу. К кому же это кажинный день в вашу квартиру солдатский кум ходит?
– Это седьмого-то флотского экипажа? Да вовсе и не ко мне, а к нашей горничной. Да и какой кавалер-то! Он не только чтобы что-нибудь взять, а вчера еще сам пару апельсинов принес. Нет, брат, я сердцем совсем чиста, и никого у меня нет.
– Ой, врешь! Подозрительна ты мне, очень подозрительна! Ну, кайся! Перед дворником должна быть как на духу. Рано ли, поздно ли он все узнает.
– Ну вот, ей-ей, никого нет. Был солдат, только не настоящий, а из поштана, но теперь померши.
– А офицерский денщик из двадцать первого номера? Нешто я не знаю, что он тебе сахарное яйцо подарил?
– Ей-богу, из одного только блезира, как учливый кавалер.
– Чудесно. Ну, а барин из четырнадцатого номера зачем тебе улыбки на лестнице строит?
– Да что ж мне делать, коли он строит? У него уж рожа такая миндальная. Он на кошку, что на лестнице сидит, взглянет и перед той зубы скалит. Я уж и то язык ему показала.
– Ну,