Любить можно часто, но любить так, чтобы нельзя было расстаться, надо жить с этой женщиной без выходных, прогулов и отпусков. И это не должно стать обязанностью, а должно превратиться в естественную, как воздух, необходимость.
– Это наша последняя встреча. Только ничего не говори, – сказала ты, когда голос начал тебя слушаться. Внимательно посмотрела на меня, зачем-то поцеловала меня и бархатным телом прижалась ко мне.
Мне не хотелось соглашаться. Мне хотелось тебя укусить. Больно.
– Ладно, пусть эта встреча не будет последней, – вдруг предложила ты. – Давай, следующая станет обязательно последней.
– Давай, – послушно и радостно промолчал я. У меня опять не хватило слов и желания возражать тебе.
Васильки
Туман чужой религии запутался и гремел собственной пустотой даже в самом себе. Его рваная вата прилипла не только к воспаленным мозгам, но и заботливо приложена на сквозняк не закрывающейся души.
Нет, я понял, что васильки никогда не могут расти рядом с эвкалиптами. А эвкалипты всегда сдирают с себя кору тогда, когда нет васильков. Почему у меня для тебя опять не хватает тех слов, которые я хотел тебе сказать и которые опять остались только во мне. Я знаю, что молюсь не тому богу, но мой бог – ты. Все народы знают своих богов и добросовестно веруют. Но я не народ, но ты мой Бог, и я верую как целый народ. Для тебя мне опять хочется вывернуться собственной откровенностью, как стянутый с усталой ноги носок. Но и этого мне мало. Мне хочется быть не только с тобой, но и в тебе.
Сколько раз я хотел прокричать из своего тумана ясную молитву той женщине, от которой я хотел почему-то убежать. Но молитва упиралась в плотно сжатые зубы. И всегда слышался только надрывный стон стиснутого судорогой горла.
Всегда, даже когда умру, всё равно я буду тебе говорить свою собственную молитву. Через стиснутые зубы из-под земли ты услышишь то, что не смог объяснить мой тяжелый язык, во что не смог поверить, хотя только об этом и мечтал. И знаю, что прорезанные синеглазые лепестки васильков всегда поддержат сдернутую лохматую кожу эвкалиптов.
В пустыне
В пустыне можно не только думать, в ней можно и умереть. Без тебя я умирал много раз, но каждый раз знал, что еще рано, что мы еще не встретились. Песком забивались глаза, и вместо нужных милых слов скрипели и скрежетали на зубах песчинки отвратительных выражений. Но звезда всегда была над нами. Ты еще не видела ее света, а я всё еще только пытался его разглядеть.
Стертыми наждаком песка последними глазами мне виделось, что я иду к свету. Мне казалось, что ошибался я только раньше, до того, как мы встретились. Мне казалось, что когда добегу до твоего света, то мне больше не надо будет