– А кто будет, Олег? Мы же договорились, что все решит жребий, – попыталась убедить его Нина, наш маркетолог. Она могла продать снег зимой эскимосам. Только на нее и была надежда не провести весь оставшийся день под аккомпанемент нытья Олега.
– Кто угодно! – яростно взвился тот.
– Кто? Ангелина Васильевна должна отказаться от празднования с внуками? Сережа должен уйти на ночь от жены в свой медовый месяц? Может быть, мне сдать билеты в Таиланд, чтобы ты мог подрыгать своей пухлой попой на танцполе? Кого подвинем, Олеж?
Он насупился, нахмурил брови, уже практически согласившись с ее доводами. Его взгляд блуждал по офису, и действительно, получалось, что жребий – вполне справедливый выход.
Но тут он заметил меня и просто весь засиял:
– Машу! Давайте Машу назначим! У нее все равно никогда нет планов!
– У меня есть планы! – пискнула я из-за монитора. Надо было в столовую сбежать!
– Какие у тебя планы? Ты даже в кино не ходишь. На кладбище, небось, бываешь чаще, чем на работе! Какая тебе разница, где встречать новый год?
У меня резко перехватило дыхание.
– Олег! – предостерегающе рыкнул Артур.
– Ты как-то совсем черту перешел, слушай… – вмешался даже тихий Сережа.
Но Олега уже несло:
– Я правду говорю! Ходит как старушка в свои двадцать пять, ни одеться прилично, ни улыбнуться. Хочет – пусть себя хоронит, мешать не буду! Но пусть даст пожить другим тогда.
– Олег, угомонись! – вмешалась Нина. – Маш, не его не слушай. Каждый горюет столько, сколько нужно.
Я попыталась сделать вдох, чтобы поблагодарить ее, но она добавила тихо:
– Машунь, хотя, может, ты и правда поможешь? Ему важно…
Утешение
Я встала, резко отодвинув стул. Хотела просто побыстрее выйти из офиса, но железные ножки громко проскрежетали по полу, превратив мое бегство в демонстративную истерику. Терять было уже нечего, так что и дверь я придерживать не стала, и она хлопнула со всей дури.
В глазах жгло, в груди теснился воздух.
Выскочила на улицу. От холода перехватило горло. Морозный воздух не насыщал, только раздирал легкие ледяными острыми краями вдохов.
Стояла и глубоко дышала, стараясь не разрыдаться. Я уже давно перестала плакать каждый день. Это в первый год глаза всегда были на мокром месте, а потом стало полегче. Только если слышала по радио нашу песню или кто-то называл его имя.
Или вот так, как сейчас.
Напоминали, что я – теперь навсегда одна. Что мне незачем возвращаться домой, не для кого наряжаться и краситься, ломать ноги на высоких каблуках, громко смеяться, некому отчитываться по телефону, что еще немного задержусь на корпоративе, а потом возьму такси. Не к кому спешить перед Новым Годом, чтобы успеть запечь утку и порезать салаты.
За спиной хлопнула