– Не, лучше поставь её на виду, а сам не пей. Я так курить бросал, – Федор присел на корточки рядом, сорвал травинку, играл ею в руках. – Пачку сигарет и коробку спичек положил в карман, и сам себе сказал: «Всё, Фёдор, или ты бросаешь курить, или ты полное дерьмо!». Вот так и бросил.
– И, что, не тянуло?
– Еще как! – хмыкнул Фёдор. – Первое время хоть волком вой, так хотелось. По щекам себя бил, зубами за руку кусал, чтобы только не закурить, удержаться от соблазна. Достану спички, сигареты, посмотрю на них, и опять на место.
– А зачем так делал, мучил себя?
– Силу воли вырабатывал, себя проверял: мужик я или дерьмо собачье.
– Ну и… – повернулся к соседу Павел.
– Не курю уже пятнадцать лет, ты же знаешь. Считай, в тот год, как Андрейка родился, так ко рту ни разу и не подносил. Даже когда в гостях и стопку-другую пропустишь, не тянет больше: отрава она и есть отрава в какой бы красивой пачке не была.
– Молодец, мне бы так.
– А кто тебе мешает? Возьми и брось.
Павел какое-то время молча сидел, переваривал сказанное соседом, потом вдруг резко встал, вытащил из кармана пачку сигарет, спички, всё это скомкал в руках, смял, и решительно отбросил в сторону.
– А я по-своему брошу, – заговорил голосом, не терпящим возражений, боясь не столько реакции Фёдора, сколько самого себя. – Сколько раз пытался, и всё не получалось. А вот сейчас получится! С каждым днём пробовал курить на одну сигарету меньше. Выходит, только сам себя обманывал. А сейчас точно брошу! Вот увидишь! Брошу, как пить дать!
– Ну-ну, я свидетель, – Федор с улыбкой наблюдал за соседом. – Если закуришь, я тебя солдатским ремнем десять раз по заднице отхлестаю, идёт?
– Идет!
– Только по голой! И со всей силы! И посреди улицы средь бела дня!
– Согласен! – ударили по рукам, и снова присели у забора.
А день уже клонился к концу. Солнце садилось где-то за лугами, последние лучи его ещё вырывались из-за небольшого облачка, что встало на их пути, загородив само светило; привязанные за огородом коровы требовательно мычали, просились на дойку; щенок Булька скулил у ног, намекая, как бы чего похлебать на ночь глядя; визжали голодные свиньи в стайке. Только куры, не дождавшись обычной порции зерна, уселись, обиженными, на насест, да стреноженный конь Анисимова Валет мирно пофыркивал у копёнки свежей травы.
И Федор, и Павел думали об одном и том же, но не обмолвились и словом, молчали, боясь затронуть эту тему. Слишком свежа она, больна ещё, что бы говорить, рассудить трезво, оценить правильно, без эмоций. Для этого нужно время.
Не сговариваясь, мужики разом встали, разошлись каждый на своё подворье.
И трёх лет не прошло, как некогда крупнейший в районе совхоз-миллионер рухнул,