– Всех монахов сожрал, – в отчаянии повторил Крендель. – А из перьев хочет подушку сделать!
– Подушку? – изумился Жилец, широко раскрыв свои голубые, оказывается, глаза.
– А что ж ещё? Конечно подушку.
– «Подушку», – повторил Жилец с недоумением и затаённой болью, сморщился, задумался, устало потёр лоб. – Что ж, – сказал он, горько усмехнувшись. – Наверно, и вправду надо бы сделать подушку. Кому всё это нужно? Зачем?
Он рассеянно прошёлся по комнате, придвинул стул к шкафу, обречённо взгромоздился на него.
– Надо сделать подушку. Вы правы, ребята.
Вздыхая, Жилец достал со шкафа четырёхугольный коричневый предмет, и вправду похожий на подушку, рукавом обтёр с него пыль и кинул сверху прямо на стол. От тяжкого удара стол ухнул и присел.
– Вот, – сказал Жилец, – таких подушек у меня четырнадцать штук.
Перед нами на столе лежал увесистый и пухлый, в кожу оплетённый альбом. На обложке его золотом было вытиснено:
ПЕРЬЯ ПТИЦ ВСЕГО ЗЕМНОГО ШАРА.
СОБРАЛ НИКОЛАЙ ЭХО.
МОСКВА.
Крендель протянул к альбому руку, открыл обложку – и мы увидели яркие, веером разложенные перья перепёлок и кекликов, удодов и уларов, сарычей и орлов. Каждое перо имело собственный карманчик с надписью вроде: «рулевые балабана» или «маховые буланого козодоя».
– Птицы летают и роняют перья, – говорил Жилец. – А я хожу и собираю их, ведь каждое перо – это письмо птицы на землю. Вот посмотрите – перо вальдшнепа. На вид скромное, но какой цвет, какая мысль, какое благородство…
– «Какая мысль, какое благородство»! – потерянно повторил Крендель. – А там что, в чемоданчике?
– Ничего особенного, – махнул рукой Жилец. – В основном – сойка, свиристель. Неразобранная часть коллекции. Маховые перья вашего монаха. Вчера подобрал у голубятни.
Крендель побелел.
– «Какая мысль, какое благородство»! – бубнил он и пятился к двери. – Вы это… вы уж это… Простите уж…
– Ещё бы, – смущался я.
– Да ладно, чего там, – говорил Жилец, – заходите ещё, о жизни потолкуем, на перья поглядим.
– Ещё бы, ещё бы, – твердил я, глядя на закрывающуюся дверь.
Появление гражданина Никифорова
В переулке фонарей ещё не зажгли. Сумрачно было во дворах, темно в подворотнях.
К вечеру многие жильцы вышли на улицу поболтать, подышать воздухом. Вдаль по всему переулку до Крестьянской заставы, по двое, по трое, кучками, они торчали у ворот и подъездов. У нашего дома собралась даже небольшая толпа: Райка Паукова, бабушка Волк, а с ними знакомые и незнакомые люди из соседних домов и пришлый народ, из Жевлюкова переулка.
Из толпы доносились обрывки слов и разговоров:
– И что ж, их прямо в рясе повели?
– Денег полный чемодан…
– Да разве ж они залезут в корзинку?
– Тьфу! – плюнул Крендель. – Болтают, не зная чего.
Сражённый