Через пару секунд Люк перезвонил.
– Ты мне звонила только что?
– Нет… Кажется, села на телефон случайно…
– Так это твоя попка мне звонила? Как это мило с ее стороны! Да и сама она…
– Ой, перестань, пожалуйста.
– У тебя все нормально? – спросил Люк. – Голос какой-то напряженный.
Люк слишком хорошо ее знает. Надо было все ему рассказать. Она обязательно расскажет. Потом.
– У меня все хорошо. Я за рулем, вот и все.
Он спросил, как продвигается дело, и Аликс поведала ему про вазу.
– Расскажу подробней, когда встретимся.
– Я люблю тебя, – сказал Люк.
– Я тоже тебя люблю, – ответила она, задрожав от чувства вины, что не сказала ему. Но ведь это ради его блага, чтобы его уберечь…
Эта мысль тут же вызвала в памяти события прошлого года. Она и тогда думала, что оберегает Люка, и из-за этого их обоих чуть не убили.
13
Внутренняя обстановка синагоги меня разочаровала. Я ожидал какого-то великолепия, но прихожая была совершенно унылой: низкий жестяной потолок, флуоресцентное освещение, неказистые отопительные трубы. Женщина средних лет в узорчатой блузке спросила, не желаю ли я присоединиться к экскурсии, и, хотя я не желал, было похоже, что она просто так не отвяжется. Я согласился.
Для начала нам – мне и трем женщинам – показали боковую комнату со старыми плакатами на иврите и идиш, напомнившими мне плакаты русского конструктивизма или дегенеративного искусства. Возле них я готов был задержаться, но экскурсовод потащила нас дальше, к ковчегу, единственной красивой части зала. Она указала на резную плевательницу и подробно рассказала о ранней еврейской миграции из Германии, России и Польши, рассказав о преследованиях и погромах. Потом она повела нас наверх по узкой лестнице с низким потолком, призывая обратить внимание на оригинальную отделку из дерева и обои, хотя мое внимание было сосредоточено на том, чтобы не удариться головой.
Верхний этаж был совершенно из другого мира. Большой и открытый, с высоким сводчатым потолком, залитый естественным светом, в который вливался свет от красивых ламп в форме тюльпанов и от огромной люстры. Я оглядел ряды скамей с искусной резьбой, и словно вернулся в церковь Святой Марии в Бейонне, где я сидел, зажатый между своими родителями, ощущая запах маминых духов и пивного перегара отца. Отогнав сентиментальные детские воспоминания, я стал рассматривать одну из многочисленных мраморных колонн, которая при ближайшем рассмотрении оказалась вовсе не мраморной.
– Это все искусственное? – спросил я.
Экскурсовод кивнула. Заправляя волосы за ухо и улыбаясь, она объяснила, что иммигранты хотели построить самую роскошную синагогу, какую только могли, но мрамор был слишком дорогим, и поэтому они наняли мастеров, чтобы подделать его. Я как раз делал мысленную заметку попробовать что-нибудь искусственное в своих картинах, когда она открыла ковчег.
– Бархат настоящий, – сказала она. – Здесь помещаются двадцать четыре Торы.
Я осмотрел