«Надо было сходить в сортир, прежде чем мы залезли во всю эту свистопляску…»
В данный момент он боролся со своим мочевым пузырем не меньше, чем с бурей. И, как и в случае с битвой в воздухе, был уверен, что проиграет и этот бой. И помощи ждать было неоткуда. Грейлин упал на настил в нескольких шагах от него. Другие члены экипажа бессильно обвисли на всяких второстепенных органах управления – каких-то снабженных рукоятками колесах, похожих на колодезные вороты, и рычагах неизвестного назначения.
Он проклял их всех разом, придя к четвертой и окончательной мысли – и, вероятно, самой последней: «Почему я?»
Райф совершенно не представлял, почему то непонятное колдовство, что поразило всю команду, пощадило его. Когда все вокруг начали шататься и падать, Райф тоже почувствовал, как мир вокруг него вроде как покачнулся. Все перед глазами закружилось, расплываясь по краям, как будто он выпил несколько кружек дешевого эля. А потом в голове у него вдруг зазвучала какая-то мелодия. И не какая-нибудь там похабная песенка, что куда больше соответствовало бы пьяной спирали его чувств, – это оказалась колыбельная, которую мать так часто напевала ему в детстве. Та была из племени кефра’кай, обитающего в Приоблачье и славящегося своим врожденным даром обуздывающего напева.
Увы – хотя Райфу тоже достался этот дар, тот был лишь бледной тенью материнского, разбавленный гулд’гульской кровью его отца. Тем не менее иногда он улавливал кое-какие намеки на него: замечал пряди золотистых нитей, исходящие от искусного певца, или, что еще реже, вдруг улавливал картинку внутреннего мира какого-нибудь прохожего, вплотную разминувшись с ним. Вероятно, именно это и делало его таким искусным вором. И вот теперь, несколько мгновений назад, когда в голове у него зазвучала колыбельная его матери, она рассеяла мутные миазмы, угрожавшие заглушить его чувства. Все вокруг перестало кружиться.
«Не то что у остальных…»
Когда Дарант упал, Райф сразу бросился к штурвалу – хотя не то чтобы знал, что делать. Когда налетал очередной шквал, ему удавалось разве что не позволить кораблю окончательно завалиться на бок, отчаянно борясь со штурвалом. Но вытащить его из пикирования так и не выходило. Райф не знал, что делает не так, и опасался, что его усилия выровнять корабль лишь ускоряют его падение.
За окнами он хорошо видел свою судьбу. Зазубренная вершина пика уже заполняла весь мир и с каждым вдохом становилась все ближе. Казалось, будто «Пустельга» сейчас наколется на него, словно жук на булавку, пронзенная насквозь от носа до кормы.
Чтобы избежать подобной участи, Райф резко вывернул штурвал вправо. Нос «Пустельги» повернулся в том же направлении. Медленно, слишком медленно… Рев ветра превратился в истошное завывание. Железные тросы задрожали от напряжения, сотрясая весь корабль.
«Ну давай же, давай…»
Он молился каждому из богов северного пантеона – и жалел, что не знает заодно и имена всех тридцати