Наконец… хорошо помнит этот день глупый Федька.
Моросило сверху, было мокро снизу. Небо плакало, земля точила слезы; даже с холодных камней домов, с равнодушных, все – и горе, и счастье – одинаково показывающих, стекол окон беспрестанно скатывались те же холодные слезы. Тетка привела Федьку в какой-то переулок.
– Погоди меня здесь, слышишь!
Странное дело, Федьке что-то новое почудилось в голосе тетки… Точно ласковое… Дрогнуло маленькое сердчишко; заплакать хотелось, да удержался. Вчерашние синяки не зажили еще… Чего доброго…
– Погоди же, голубчик, не ходи за мной.
– Не-пой-ду… – принимался уже за слезы Федька, не осилив с собой.
Много ли надо было этому захирелому цветку, чтобы доверчиво раскрыть свои лепестки! Слабый проблеск, едва заметный луч нежности уже согревали его.
– Я тут в один дом… наниматься… наниматься… Наймусь – калач куплю… Вот тут… недалечко… – говорила она, уходя и оглядываясь на ребенка: – Ты сядь… в уголочек сядь… вот у тумбочки… ну и сиди… Сиди, Федька!.. – крикнула она, поворачивая за угол.
Угол был пустынный, переулок безлюдный.
Ходили мимо, да редко. Час просидел Федька, и другой прошел. День доплакался до того, что потемнел совсем. Стены домов с отчаяния окутались туманом; улица затянулась в траурный флер. Холодно стало, очень холодно… голоден был Федька, с утра не ел… стал плакать…
Бежала мимо мокрая, вся обшмыганная, облезлая собака, остановилась, ткнулась мордою в Федьку и хвостом завиляла… Решила, что она нужна здесь. Федькиного горя она понять не поняла, потому что и сам он его не понимал, а легла рядом и голову положила Федьке на колени. Шел мимо пьяный, увидел собаку, мальчика не заметил… Запустил камень в собаку – попал Федьке в голову. Собака поджала хвост и – по стенке, по стенке – убежала. Федька расплакался пуще.
– Хочешь во-одки! – стал было утешать его пьяный.
Федька, вспомнив первую тетку и ее угощения, вскинулся и побежал от него.
– Ну, и дурак! И без водки сдохнешь!
Убежал – и потерял переулок… Так Федька и остался в уверенности, что тетка его не покинула, а он сам отбился от нее. Шел мимо какой-то оборванец. Видит, прикорнул мальчонка годков четырех и ревет.
– Ты что?
– Тетку потерял… Наниматься тетка пошла…
– А как звать тебя?
– Федькой.
– Ишь, зубы у тебя какие… Откуда ты?
– Не знаю.
– И дохлый какой, куда тебе знать! Пойдем-ка к нам, мы тебя по акробатской части пустим.
И Федька таким образом попал к немцу Фридриху на выучку.
Улица скоро стала убежищем для Федьки.
Сюда он спасался от побоев; здесь он забывался и отдыхал от тяжелой науки, выпавшей на его долю.
Немец Фридрих оказался злее теток. Первая неистовствовала, ругалась, изводилась на