– Но, коли так, ладно. Бери посудину, – успокоилась старушка и подала Грине двухведёрный горбовик из легкой дюральки. Убедившись, что внучка уже улеглась на заднем сиденье, уважительно посмотрела на Гриню, а потом старательно перекрестила вслед отъезжающую машину.
– Но, Варюха, горбовик нешутошный. Засучивай рукава, раз нас из-за черёмухи только отпустили, – посмеивается парень. Дорога шла через колхозные поля. Укатанные во время уборочной разномастной техникой дороги были сродни асфальту: каменной плотности, ровненькие, только местами были высохшие глубокие ямы от минувших летних дождей.
Варька, полёживая на сиденье, дышала ягодным ароматом, который источал горбовик. Деревянное его днище за всю долгую службу впитало столько соков, что в салоне машины, казалось, было тесно от голубичного и брусничного духа.
По закрайку дальней пашни полукругом стояли черёмушные кусты-исполины, обожаемые всей деревней, особенно ребятнёй. На исходе сентября ветви были унизаны ягодой. Черёмуха маслянисто блестела, нарядно обрамляла сарафанно-красные листы, изредка медленно падающие на землю.
Гриня, прихватив ведёрко, стал возле первого же куста и проворно набирал ягоды.
– А ты прогуляйся пока, только далеко не броди. Соскучилась, поди, по лесу в больнице своей! – крикнул ей вслед. – И осторожней, не оступайся!
Варя подалась от черёмух к березовой рощице, где от редких порывов в кронах падали вниз глянцево-желтые и пятнистые листья. Листопадный дождь не был безмолвным. Чудилось Варе, что листочки тихо-тихо переговаривались друг с другом, медленно вальсировали в каком-то им понятном танце и потихоньку затягивали в этот танец и её. После дороги и шума двигателя наступившая тишина была какой-то нереальной, колдовской. И больше всего хотелось никуда не уходить, а кружиться бы здесь в этом золотом дожде, а потом тихо улечься на жёлтый ковёр и смотреть, как сверху всё прибывают и прибывают золотые парашюты.
Журавли неровной строчкой пытались сшить сентябрьское небо, чтобы в рваные прорехи не пролезли тёмные холодные тучи. Но зыбкое их шитьё расползалось. И всё дальше к югу уплывал клин под сиротскую песню-плач.
Варька слезливая с этой аварией стала. Смахнула непрошеные слёзы, оглянулась, не видел ли это Гриха. Потом потихоньку подалась к нему, помочь хоть немного с ягодой. Но тот, внимательно оглядев Варюху, весело скомандовал:
– Заскучала, чо ли? Поехали дальше, к Прижиму. Там до синих гор рукой подать.
Варюха снова уютно устроилась на сиденьях, куда предусмотрительный Гриня бросил старый полушубок. Дальше он ехал совсем тихо, стараясь, чтобы машину как можно меньше трясло. С большими предосторожностями проехал ещё несколько километров к местечку Прижим, где черёмушные кусты склонялись над самой водой. Река в этом месте круто изгибалась своим блестящим телом, а у противоположного берега билась в крутолобые