– Здравствуйте. Эксперт?
Я оглянулся. Рядом стоял прокурорский, возрастом визуально моих лет, в тёмно-синей форме. Без фуражки. И это в такую-то погодку. Вот же франт.
– Ага. Эксперт. Судмедэксперт. – Кивнул на лежащую. – По трупам…
– Хорошо, – немного невпопад обстоятельствам брякнул прокурорский, – Кто тут старший из милиционеров?
Оглянулся. Заметил подполковника.
– Ага, отлично! – И быстро прошёл к тому.
Нездоровый оптимизм прокурорского настораживал. Хотя, возможно, всё объяснялось лёгким подпитием. В едва уловимой ауре чувствовались нотки хорошего коньяка. Пока дежурный наряд растележивался с понятыми, я натянул резиновые перчатки и быстро провёл наружный осмотр. А когда доставили двух щетинистых свидетеля, обладавших весьма худосочным телосложением и густым ароматом перегара, приступил к более педантичному осмотру трупа. И времени это заняло совсем немного, чему в значительной степени поспособствовала омерзительная погода.
Из одежды на погибшей был только домашний халатик без малейших повреждений. Кожные покровы уже остыли, безнадёжно утеряв тепло живого тела. Трупные пятна едва проступали и располагались ровно там, где и положено находиться – на поверхности, прилежащей к земле. При надавливании исчезали, но сразу стремились вернуть свою окраску, стоило только прекратить давление. Трупное окоченение отсутствовало во всех мышцах, и всё говорило о том, что наша следственно-оперативная группа довольно резво прибыла на место происшествия. Верхняя часть черепа оказалась полностью разрушена, но хорошо сохранился лицевой отдел, что давало возможность детально осмотреть полость рта. Четвёртый зуб на нижней челюсти справа отсутствовал. Правда, уже давненько. Настораживали две глубокие рваные раны на руках, и судя по состоянию тканей, прижизненные, нанесённые буквально перед самой смертью. В остальном же никаких иных видимых повреждений жизненно важных органов, кроме размозжённой головы, не наблюдалось.
– Ну что, эксперт? Причина смерти – самоубийство? – Ко мне подошёл тот самый сорокалетний по гражданке.
Как я уже догадался, это был старший опер из местного убойного отдела. А его молчаливое недовольство в УАЗике объяснялось привычным опасением опытного работника уголовного розыска сглазить самоубийство до установления причины смерти. Странно было видеть мужика в таком возрасте в качестве простого оперуполномоченного, пускай даже старшего. И если ещё с десяток лет назад это было обычным делом, то теперь уголовный розыск резко омолодился, что не замедлило