– Но почему именно в Сан-Франциско? Там же кругом хиппи. Они разве носят одежду?
Он улыбнулся:
– Представь себе. И даже очень дорогую. Можешь приехать и посмотреть. – Он вновь улыбнулся, глядя на родителей. – Хотите приехать на открытие?
У матери был такой вид, будто ее пригласили на похороны.
– Возможно. Когда оно состоится?
– В июне.
Он знал, что в это время они свободны. В июле родители собирались отправиться в Европу, июнь же у них не был занят ничем.
– Не знаю... Посмотрим. Все будет зависеть от папиной работы...
Отец всегда был козлом отпущения, но его это особенно не расстраивало. Они сидели в ресторане, и это был один из тех редких моментов, когда он мог не думать о работе.
– Скажи, сынок, это действительно повышение?
– Да, папа. Это очень ответственная и престижная работа. Пол Берман и совет директоров могут поручить ее только мне. Но, должен признаться, я бы с большим удовольствием остался в Нью-Йорке.
– Это с кем-то связано?
Мать задала этот вопрос шепотом, низко склонившись над столом. Берни рассмеялся.
– Нет, мама. Ни с кем это не связано. Просто я очень люблю Нью-Йорк. Надеюсь, что там я пробуду недолго, пусть Сан-Франциско и не самое скверное место на свете... это могли быть и Кливленд, и Майами, и Детройт... Может быть, по-своему они и неплохи, но они – не Нью-Йорк. В этом-то все и дело.
Берни печально улыбнулся.
– Говорят, в Сан-Франциско полным-полно гомосексуалистов.
Мать с тревогой посмотрела на своего единственного сына.
– Мама, я смогу о себе позаботиться. – Он посмотрел на родителей. – Мне будет очень не хватать вас.
– Ты что – и приезжать совсем не будешь?
В глазах у матери появились слезы. Берни почувствовал что-то вроде жалости и погладил ее руку.
– Я буду мотаться туда-сюда. Но жить я буду все-таки там. Хорошо, если вы меня будете навещать. Хотелось бы, чтобы вы присутствовали и на открытии. Это такой магазин!
Он говорил это себе и в начале февраля, пакуя вещи, прощаясь с друзьями, последний раз обедая с Полом в Нью-Йорке.