– Трус?! Перестань молоть ерунду! Трус сидит у камина, а ты здесь! Ты настоящий боец! – пытался переубедить его Кавказ.
– Боец!.. Боец – это Гум, а я… – Ибрагим потерянно махнул рукой и отвернулся к стене, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы.
Кавказ нахмурился и решительно отрезал:
– Все, Ибо, хватит сопли распускать! Война еще не закончилась и на твой век хватит!
Сбросив с плеч рюкзак, он распорядился:
– Переодевайся, и поживее! Через пять минут жду в машине! Пора начинать службу!
– Ибрагим не шелохнулся и с трудом выдавил из себя:
– Я… Я, наверное, не смогу.
– Что-о?! Ты что несешь?! Что я скажу Владиславу Григорьевичу?! – опешил Кавказ.
Ибрагим страшился оторвать взгляд от пола и упрямо твердил:
– Я решил. Я еду на фронт к Гуму! Я еду…
– На фронт?.. А мы что, по-твоему, здесь штаны протираем?!
– Прости, Кавказ, но я… – лепетал Ибрагим.
Тот сурово сдвинул брови, ничего не сказал и тяжело опустился на жалобно скрипнувший стул. В наступившей, казалось, звенящей от напряжения тишине стало слышно, как под порывами ветра в соседнем номере жалобно дребезжала распахнутая форточка, а неисправный кран в душевой отзывался приглушенным клекотом.
Ибрагим съежился, ожидая град упреков, но прошла секунда, за ней другая – и ничто не нарушило этой, вдруг ставшей для него невыносимо долгой паузы. Он вздрогнул, когда рука Кавказа коснулась плеча, и поднял голову. Их взгляды встретились, и из груди Ибрагима вырвался вздох облегчения. В печальных глазах друга не было и тени упрека. Потеплевшим голосом он сказал:
– То, что на фонт рвешься, молодец! Значит, я в тебе не ошибся. Повоевать ты всегда успеешь, а теперь поговорим спокойно.
Ибрагим обмяк и присел кровать. Кавказ пробежался по нему внимательным взглядом и, словно примеряясь к разговору, спросил:
– Ибо, ответь, нет, не мне, а самому себе на один вопрос: почему ты рвешься на фронт?
– Как – почему?! Я приехал воевать, а не в тылу отсиживаться!
– Та-а-ак. А мы что, по-твоему… – и здесь глаза Кавказа потемнели, – в охране Владислава Григорьевича с жиру бесимся?
– Ну что ты! У меня и в мыслях такого не было! – смешался Ибрагим.
– Было или не было – не в том дело. Ты полагаешь, что только Гум жизнью рискует, а в тылу, в охране, жизнь – малина: жрать от пуза и пить в три глотки. Так ведь? Говори как есть!
– Ну зачем так, Кавказ?!
– И все-таки считаешь, что тут «теплое место», – с горечью произнес он, его лицо затвердело, а в голосе появился металл: – Да, на фронте смерть ходит рядом! Да, каждый день на Гумисте умирают ребята. Но не только там, а и в Афоне и Ткуарчале гибнут люди.
– Но на фронте я хоть какую-то пользу принесу, а тут что?! – выдавил из себя Ибрагим.
– Пользу, говоришь? А какая польза от смерти? Разве сюда едут умирать?
– Нет, конечно, но если надо, то продать жизнь подороже,