– Он ничего мне не говорил.
– Он и не стал бы, правда? – Было так просто использовать странные отношения между отцом и сыном. Просто и тяжело одновременно. – Особенно учитывая последние события.
Пауэрз отвернулся от нее и уставился в потолок. Очередной острый противный укол совести пронзил броню, воздвигнутую возле ее сердца.
– И он ужасно беспокоится о вас, что только добавляет ему бед.
– Он не должен, – заявил Джеймс упрямо. – Я буду в порядке, когда эти ублюдки отвалят. В конце концов, со мной, черт возьми, ничего такого не случилось!
– И вы отлично это продемонстрировали, не так ли? – Маргарет указала на окружавшее их помещение. – Я так понимаю, вы были практически… без сознания, когда вас сюда доставили.
– Это было ошибкой. Поместить меня сюда. Я бы пришел в себя, если бы меня оставили в покое.
Мэгги чуть не выпалила, что согласно отчетам виконт был не в состоянии даже самостоятельно стоять, испражняться или говорить хоть сколько-нибудь связно, и, очевидно, такое повторяется уже не впервой, потому отец и привез его в это место.
– Но вы здесь. И доктора готовы признать вас недееспособным.
Взгляд Стенхоупа вспыхнул, и черты загорелись негодованием.
– Они, черт подери, не смеют!
– Еще как смеют, – ровно ответила Мэгги. Он должен понять, в каком оказался положении, и ей придется заставить его поверить, что брак – это лучший выход. – Если вы продолжите свои дикие и зачастую публичные выходки, во время которых кажетесь настоящим безумцем, вас ради собственной безопасности навсегда запрут здесь, и тогда не останется никакого наследника титула и никакого шанса на нормальную жизнь.
Пламя во взгляде исчезло, и на руке Стенхоупа дернулась мышца.
– И поэтому отец так обеспокоен?
Тень сожаления, промелькнувшая в этом простом вопросе, чуть не заставила Маргарет сменить тактику, но она уже зашла слишком далеко по этому проклятому пути. И теперь ни за что не свернет.
– Это не единственная причина его волнений, но, разумеется, как пэр, он озабочен наследием столь древнего рода.
– А вас? – спросил виконт равнодушно, его руки сгибались и разгибались, несмотря на связывающие тело ремни. – Вас это заботит?
– Ваша родословная? – Она сжала губы, раздумывая. – Нет. Мне нет никакого дела до ваших дурацких английских традиций. Но ваша возможность жить свободно? Да, это меня очень заботит.
Стенхоуп бесстрастно уставился на нее, а затем укоризненно поднял бровь.
– Вы меня за младенца принимаете?
От одной лишь этой мысли у Маргарет дернулись губы. Пауэрз, без сомнения, родился высокомерным и источал сарказм с самого момента появления на свет.
– Что вы, милорд.
– Вам что-то нужно, – прямо заявил он.
Она кивнула. Разумеется, лучше всего действовать с ним напрямую. Он почувствует, если в ее предложении будет слишком много меда.
– Честно говоря, да.
– Выкладывайте.
Маргарет