У колонн Большого театра царило сущее светопреставление. Съезжались экипажи и пролетки, с воплями клаксонов подкатывали автомобили, выходили кавалеры в мундирах и во фраках, выводили дам, одетых на разные лады. Эта – в тугом корсете, рисующем соблазнительные изгибы стана, а та – в модном французском платье от Поля Пуаре, подпоясанном под грудью и словно сползающем с плеч, зато внизу узком до такой степени, что не на всякую ступеньку ногу поднимешь. И на всех – шляпы самых фантастических фасонов.
Давыдов и Барсуков отошли в сторонку, поджидая синий «Руссо-Балт» тайного советника. Шереметев, едва поздоровавшись, похвастался – приобрел новый морской бинокль! Это сокровище в коричневом кожаном футляре фунта три весом, не меньше, изготовленное во Франции по заказу британского Адмиралтейства и совершенно необходимое для разглядывания мельтешащих ножек, Дмитрий прижимал к груди едва ли не волнительней, чем девушку на первом роковом свидании.
Давыдов отродясь не бывал в Большом с этаким страшным орудием. Как только приятели оказались в ложе, он выпросил у Шереметева бинокль и стал исследовать огромный шестиярусный зал и знаменитую роспись на потолке, а также дам, занимавших понемногу места в ложах напротив.
Шереметев абонировал ложу в первом ярусе, объясняя это так: классические постановки лучше смотреть немного сверху, чтобы наслаждаться линиями и узорами кордебалета. Из царской ложи – и то белые тюники виллис и «лебедей» сливаются в одно большое трепещущее пятно…
Пока Барсуков с Шереметевым изучали программку и спорили о достоинствах танцовщиц, Давыдов возился с биноклем: выставив восьмикратное увеличение, он принялся искать в партере знакомых, из-за чего и пропустил момент появления странного человека. Ему явно не место было возле кресел, которые занимали важные господа.
Незнакомец выглядел слишком заурядно для театрала – студент или мелкий канцелярист – бледная тощая личность в поношенном цивильном костюме. Давыдов подумал, что он ищет свое начальство, чтобы доложить о выполнении распоряжения. Но опытным взглядом отметил единственную деталь, не вписывавшуюся в портрет: достаточно внушительный животик, вернее, живот!
Эта деталь выламывалась из образа настолько, что Денис, хоть и с запозданием, все же отвлекся от приятного процесса и попытался присмотреться к «нарушителю гармонии пространства», как выражался профессор психологии Яринцев из академии. Однако тощий пропал из поля зрения так же быстро, как и появился, и сколько Давыдов ни шарил по толпе взглядом, не смог его отыскать.
– Ого! – невольно вырвалось у Дениса в следующий момент, ибо буквально наткнулся на знакомую до боли физиономию. Через секунду тренированная