– Давай завтра, ба?
– Буду ждать. Зря что ли пельменей налепила! Даня, – бабушка подозвала меня пальцем, – а мать в курсе, что ты на мопеде рассекаешь?
– Ба-а-а-а! – застонал я.
– Ага! Кто тебя из канавы переломанного потом вытаскивать будет?! – прошипела бабушка. – Ведьмы у нас перевелись, пока скорая сюда приедет, ты уже на тот свет отправишься!
– Ба, да брось, Паша едет, как черепаха. Здесь столько кочек, что не разгонишься. Не переживай. До завтра!
Если бабушка Олеся и горевала об уходе моего отца, то виду не показывала. Она помогала во всем и забрала нас на несколько дней, чтобы дать бабушке Регине и маме пережить горе, но сама об автокатастрофе и словом не обмолвилась. Шпыняла нас по дому, пока мы с Сашкой его до блеска не натерли, да кормила до отвала. А ночью как заведет свое любимое стихотворение – «Утопленник», так хоть в шкафу на ночь запирайся.
– Оно перешло мне по наследству, дети, от вашей прапрабабушки. Слушайте внимательно… – говорила бабушка Олеся.
Бабушка Олеся категорически отстояла сохранить дом на правой стороне в старом виде, позволила только снести уличный туалет и провести канализацию в дом, отстроив кусочек сенцев под ванную. Но мне нравился старинный флер этого дома, и я никогда не брезговал здесь спать – наоборот. Сашке было все равно на удобства, она обожала бабушку.
Пашка сел за руль, я пристроился сзади, ухватившись за багажник, и мы покатили к бабе Лене – бабушке двойняшек.
Дедушка мечтал сделать в деревне нормальные, асфальтированные дороги, но обстоятельства сложились иначе – начался обстрел области, и многие дела дедушка Игорь отложил, сконцентрировав внимание на заводе. После завода он открыл птицефабрику, надеялся, что отец уйдет с опасной работы и откроет молочный комбинат. Теперь дед пытался подначить меня взять на себя бразды правления, а я мечтал пойти по стопам отца. Теперь уж точно.
У бабушки Лены мы забрали морковь и несколько пучков зеленого лука, после чего решили разъехаться по домам – чем раньше приедем, тем спокойнее будут родители. А завтра мы планировали съездить на Пасеку.
Я не совсем понимал, почему все продолжают жить в привычном ритме. Три недели назад мне казалось, что земля остановилась и перестала вращаться, а вместе с ней замерли и спутники, и солнце перестало греть. И вот я снова на огороде, а завтра буду проводить время с ребятами на речке. Правильно ли это? Не знаю. Но то, что чуть не произошло днем – точно было ошибкой. Глупейшей ошибкой. Если мама способна быть сильной ради нас, то кто, если не я, единственный мужчина в семье, должен взять на себя ответственность за неё и Сашу и оберегать?
Да, беспросветный идиот.
Я знал одно – если отец видит меня, то счастлив, что я жив. Он бы велел присматривать за мамой и Сашей, и никогда не осудил бы меня за то, что я пытаюсь продолжить жить.
Пашка