Последний выключает свет. Алекс Дарич

затем задания посложнее на скорость реакции, и отвлечённо размышлял о том, насколько результаты не совпадают с моими же ожиданиями. Я был намного сильнее и быстрее, чем должен был, реагировал острее, двигался легче. А ещё, собственная нагота не вызывала неловкости. Я смутно помнил, что раньше был не особо доволен тем, как выгляжу, мне было некомфортно ловить на себе чужие взгляды, я предпочитал закрытую одежду и не смотрел людям в глаза. Но, опять же, я был почти уверен, что раньше выглядел иначе. Не иначе, в смысле менее роевым пришельцем, а иначе, как человек. До эмуляции. Я не мог толком объяснить это чувство, и на ум опять пришло сравнение с чужой одеждой. Словно я наконец-то нашёл вещь, которая подходит мне идеально, и пусть она чужая и я к ней ещё до конца не привык, я уже ни за что её не сниму. Да, я был очень доволен своим новым телом. Будь у меня такое с самого начала, я, может, и не связался бы с…

      А с кем я, кстати, связался?

      И тут мои мысли резко перескочили на то, на что по здравому размышлению стоило обратить внимание сразу, но опять же, меня извиняет тот факт, что насильно засунутое в экспериментальную экзооболочку человеческое сознание и так перегружено всякими откровениями, и вот, ну не было в моём списке приоритетов отсутствие глубоко личных воспоминаний ни на первом, ни даже на втором месте, когда я очнулся в луже экзоматерии, запертый в лабораторных застенках самой влиятельной организации Земли. Так вот. Я до конца осознал, что практически ничего о себе не помню, кроме каких-то общих впечатлений и отдельных фактов. Я успел свыкнуться с мыслью, что не помню своё имя, но я так же не помнил, была ли у меня семья, друзья, где я жил, как жил, чем увлекался – вообще ничего. Я помнил похожую лабораторию, и что, вроде бы, тоже носил форму сотрудника, но действительно ли я в ней работал? Я помнил, как проводятся стресс-тесты, точно такие же, как сейчас проводили со мной, как проводили со всеми только что активированными оболочками, прежде чем отправить в распределитель. Или нет, стоп. В распределитель шли только оболочки по частным заказам, правительственные заказы всегда отгружались в состоянии зародышевых кладок прямиком из инкубатора, их никогда не активировали перед отправкой. Я попытался вспомнить что-то ещё про кладки и инкубатор, но не смог, словно напоровшись на непроницаемую стену. Это была конфиденциальная информация, не подлежащая разглашению, получив к ней доступ я должен был подписать согласие на регрессивную нейротомию…

      Все эти мысли настолько отвлекли меня, что я полностью отрешился от происходящего, копаясь в обрывках своей памяти, и чуть не выхватил наказание, когда техник отклонился от знакомого мне протокола стресс-теста. Мы как раз дошли до места, где из стен должны были произвольно вылетать механические снаряды, а я должен был от них уклоняться, не покидая жёлтую зону. Но вместо этого у меня под кожей словно вскипела кровь на ужасающие полсекунды, и я упал на колени и выставленные вперёд руки, судорожно сглатывая наполнившую рот сладковатую слюну. На пол часто закапала