Маленькие ребята воспринимают мир по-сказочному. […] Для ребенка все предметы, его окружающие, – живые и разумные существа, и он разговаривает с ними, и они разговаривают с ним. […] В каждом ребенке надо воспитывать возвышенное и поэтическое отношение к жизни. И сказки дают для этого благодатный материал: в них все необычайно и все возможно, они показывают жизнь как героическое свершение самых дерзновенных мечтаний во имя любви, добра и справедливости70.
Такое представление о сказке, безусловно, избирательно, если учесть, что сказки (даже традиционные русские сказки) часто бывают очень жестокими, страшными и сомнительными в моральном отношении. Будучи одним из последних литературоведов, придерживающихся советской позиции по поводу детской литературы, Тимофеева утверждала, что сказки «учат детей любить свою семью», прославляют «трудолюбие» и «внушают детям любовь к добру и отвращение к злу»71. Из этого утверждения можно сделать вывод, что выдающееся положение сказки в советском детском каноне отражало сказочные представления о мире, являющиеся важной частью всего советского проекта: великая награда ожидала героя именно в будущем, после длительной и тяжелой борьбы72. Таким образом, нарратив сказки приходил в соответствие с традиционной фабулой советского коммунизма – светлое будущее после многих испытаний, – что превращало сказку в идеальный инструмент передачи этой идеи детям73.
Схожим образом детская поэзия, корни которой тоже восходят к устной традиции, стала, как и сказка, одним из важнейших жанров советской литературы для детей. Шедевры этого жанра, созданные Корнеем Чуковским,