– Да где там! – махнул рукой Дитер, отводя глаза.
– In nomine Patris, – отец Бернар торжественно перекрестился, – et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.[10]
«Провалился бы ты со своей латынью», – со злостью, какой раньше никогда в себе не ощущал, подумал Вратко.
– Што делать будем, швятой отец? – хмуро поинтересовался Гюнтер.
– Славить Господа, ибо сомнения твои разрешились сами собою, – был ответ.
Капитан закивал, а Дитер отвернулся. На его щеках ходили крупные желваки.
– Не терзай себя, сын мой, – обратился к нему Бернар. – Нет греха, который нельзя отмолить.
– Легко вам говорить, святой отец, – скрипнул зубами магдебуржец.
– Я сам буду молиться, чтобы тебе отпустились грехи.
– Што ш трупом-то шделаем? – вмешался Гюнтер.
– Что делают по морскому обычаю, дети мои?
– За борт и все дела… – подал голос Оттон.
Гамбуржец полез пятерней в затылок:
– Надо полагать, товар его теперь вроде как мой?
– Конечно, сын мой, если это утешит тебя хотя бы немного, – елейным голосом произнес монах.
– Шпашибо тебе, швятой отец!
– Не меня благодари, но Господа нашего! – Отец Бернар возвел глаза к небу.
Гюнтер размашисто перекрестился вслед за монахом.
– Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto…[11] – начал латинянин.
– Э! Погодите-ка! – довольно непочтительно прервал его Дитер. – У словена сын остался! С мальцом-то что делать?
– Да высадить… – пробасил Ганс.
– Жаткнись! – Гюнтер едва не подпрыгнул на месте. – Тебя кто шпрашивал?
Охранник замотал головой и попятился.
– Нехорошо как-то выходит. – Дитер сутулился, будто смертный грех давил на его плечи.
– Шамо шобой нехорошо! Вышадишь его, а он – жалобу в магиштрат! Тебя же жа шкуру и вожьмут!
– Смотрит волчонком, – негромко проговорил старый Иоганн. – Того и гляди, в горло вцепится.
В голосе старика прозвучала такая ненависть, что Вратко поразился – совсем недавно седой германец с безбородым обветренным лицом учил его правильно наживку на крючок цеплять и разговаривал словно с любимым внуком.
– Дорежать бы… – задумчиво протянул Гюнтер.
Отец Бернар покачал головой, но не возразил. Он, кажется, устранился от обсуждения, оставив решение на совести моряков.
– Ты что говоришь? – удивился Дитер. – Это же по какому закону?
– Тебе под шуд, никак, жахотелось?
– Мальчишка – лишние глаза, – спокойно и даже лениво пояснил Оттон. – Нужны ли нам свидетели?
– Как ни крути, Дитер, а ты виноватее всех. – Ганс несильно толкнул командира кулаком в плечо. – За тебя же переживаем. Стараемся…
– Я как-то сам за себя побеспокоиться могу! – нахмурился магдебуржец. – Вы что? Поверх одного греха и второй повесить хотите?
– У него шоболей только марок на двешти… – вздохнул Гюнтер.
– Они всё одно –