Он вежливо поздоровался, предложил прогуляться и начал расспрашивать о моих преподавательских делах, интересуясь время от времени то одним, то другим студентом. Мне расспросы эти показались неуместными и назойливыми, о чем я не преминул сообщить собеседнику.
В ответ он рассмеялся, дружески похлопал меня по плечу и порадовался моей скрытности. Потом извинился, что и сам скрытен, и представился еще раз, признавшись, что он и есть тот самый „армянин Геворк“, о котором я, наверное, наслышан. Видимо, моя реакция, а вернее, ее отсутствие его не удивили, и он пообещал, что в ближайшее время мое „материальное вознаграждение“ возрастет, подчеркнув, что отныне я буду получать „не меньше“.
Как же я удивился, когда утром следующего дня мне позвонил Варченко, предложивший „заглянуть“ к нему. Там он, радостно улыбаясь, сообщил, что о моих способностях сообщил „наверх“ и получил разрешение увеличить мое вознаграждение ровно в два раза. Он особо подчеркнул свою роль в этом и заявил о высокой оценке товарища Геворка.
Вечером того же дня вновь раздался звонок „Геворка“, и тот со смехом предложил отметить в мужской компании два радостных события: повышение жалованья и мою женитьбу. Во время этой второй встречи он снова больше говорил сам, но уже иначе, как со своим другом.
На прощание он предложил мне „дополнительную работу“: просто перевести еще один свиток с тибетским текстом. Я согласился, конечно, поскольку это было напрямую связано с моими научными интересами.
За переводом „Геворк“ пришел через два-три месяца ко мне домой, и я, отдавая и свиток, и перевод, отметил, что, на мой взгляд, свиток этот является подделкой. Гость заинтересовался причинами такой оценки, и неожиданно завязался разговор о самих принципах подхода к текстам.
Именно „Геворк“ тогда посоветовал мне пристальнее всмотреться в психологический пласт текстов, извлекая из них, как он выразился, «практические соображения». Напомню, по образованию я все-таки филолог, поэтому психологический аспект мне был малоинтересен. И тем не менее благодаря подсказке „Геворка“ я занялся именно этим, в чем неожиданно и преуспел.
Могу признать сейчас, что многие его идеи я потом реализовал, придав им, конечно, научный характер. Хотя практическая сметка этого человека меня поразила.
Потом „Геворк“ достал бутылку коньяка из „старорежимных запасов“ и предложил отметить успешное окончание моей работы над текстом и начало „длительного и плодотворного сотрудничества“.
После этого он рассчитался со мной за выполненную работу, вручив неожиданно большую сумму денег, и попросил сообщать ему о тех конфликтах, которые происходят в нашей группе. Он и сам был хорошо осведомлен о сложной обстановке в группе, рассказал об отношениях и соперничестве, которые мне, конечно, не были известны. Говорил о том, что эти „акадэмические битвы“ мешают делу, тормозя получение результата.
Потом,