Эти три недели в Одессе превратились для меня в отдельную маленькую жизнь. Но в ней до сих пор зияет огромная прореха: я не могу вспомнить ни единого разговора со своим спутником.
И когда мы вернулись из этой замечательной поездки в Москву, мне захотелось остаться одной.
За окном
Выглянув в окно, я увидела, как на дорогущей автозаправке, укрывшись за стендом с противопожарным инвентарем, молится мусульманин-заправщик. На улице идет снег с дождем. И коврик, на котором он, стоя на коленях, кланяется Богу, лежит в ледяной воде. Заправщика видно из любого окна фасада моего многоэтажного дома. Но мужчина молится так, как будто вокруг нет ни одного человека.
А в это время в респектабельную кофейню на заправке постоянно входят и выходят посетители, уезжают с бензоколонки одни машины и въезжают другие, и в сторонке о чем-то оживленно разговаривают таксисты. А еще за автозаправкой прекрасно просматривается начало большого бульвара. За чугунными узорами его ограды гуляют пенсионеры, мамочки с колясками, хозяева с собаками всех пород мира и энергично бегают граждане, ведущие здоровый образ жизни.
Я не исповедую ислам, но, глядя сейчас из окна на бурлящую вокруг жизнь, я почему-то уверена, что она может остановиться, если в ней не будет и этой молитвы.
Подвиг Давида
Папу моей мамы зовут Григорием. Он ушел на войну, когда ей было два года, и погиб под Сталинградом.
Прошло время. И бабушка снова вышла замуж. Поэтому с детства у меня есть еще один любимый дедушка – Давид. Он добрый, деликатный и красивый. Я никогда не видела, чтобы он злился или спорил с кем-нибудь. А уж с легкой, остроумной и властной бабушкой, которая на двадцать лет моложе его, тем более.
Однажды бабушка Люся второпях перепутала бутылки, стоящие на огромном подоконнике на кухне, и пожарила котлеты не на подсолнечном, а на машинном масле. Она смазывала им свою швейную машинку. И за ужином поставила эти котлеты перед дедушкой. Попробовав кусочек, дедушка попытался отодвинуть котлеты от лежащего рядом картофельного пюре. Но встретив выразительный взгляд бабушки, покорно их съел. И только чуть позже, сама сев за стол, она поняла, чем накормила собственного мужа.
Лишь после смерти дедушки Давида я узнала, насколько он мог быть непреклонным в вещах действительно важных. В то время, когда почти вся страна жила в коммуналках, дедушке Давиду выделили от работы отдельную квартиру. А это значило, что теперь можно будет жить без огромной семьи КГБэшника за стенкой комнаты. Рассказывать подробнее об их соседстве не имеет смысла. Представить его себе можно без всякого труда и так. Но дедушка решил отказаться от квартиры в пользу своего заместителя, сын которого болел туберкулезом и жили они в полуподвале – тогда такое было сплошь