Раз в холодное межсезонье вернулась домой после долгого муторного педсовета и увидела в полутьме скрюченную фигурку сына: свет не включил, форму школьную не снял, не поел даже, как оказалось. Дед у пивной, поди, толокся-ораторствовал, а Лешка каким-то самопальным станочком плел который час сеть: щеглов собрались ловить! Ручонки как ледышки… И во всем он так, на полную катушку выкладывается. И в Элеонору влюбился, видать, без оглядки, как младенец-дичок, как Маугли несмышленый. Только кто из них Маугли?? Не Элька разве? С ее-то парикмахерским образованием?!
Правильно говорят: взрослые дети – надо, значит, «отпустить». Да кто держал, кто вмешивался, интересно? Снимали прекрасную квартиру, сами захотели после свадьбы отдельно. Ну, не вышло у них, вернулся, опять с мамой да с дедом вместе – что плохого?! Молодой, здоровый, видный, все впереди! Но как заставить себя «отпустить», в какие прохладные воды опустить голову, раскаленную тревогой? Галине даже смотреть на сына невмоготу: похудел, глаза в пол-лица, и взгляд какой-то… все мимо, мимо… О чем-то думает безостановочно! Молчит! Дед, у него мозги давно уже набекрень, посмеивается: «Ничего такого с нашим парнем, задумка у него какая-то сверхсурьезная!» «Задумка»…
Элеонора зато, столкнулись на днях у супермакета, «цветет и пахнет»: так и повеяла райским, дорогущим, видать, ароматом! Принцесса Ольденбургская прямо… Кто теперь, интересно, ей всю зарплату, и немаленькую, отдает на парфюмерию, на ерунду всякую?! Что-то такое эта бабочка-стрекоза начала говорить, ресницами махровыми задергала: бяк, бяк, бяк… Глазеночки несчастные состроила… Галина не стала прислушиваться, поздоровалась, да и пошла своей дорогой. Из телефона давно удалила, еще когда парикмахерша вдруг стала названивать, страдалицу из себя корчить: «Алешенька разговаривать у вас вообще умеет? Почему все молчит и молчит?!»
Четверть века назад так же вот от отстранилась, фотки, письма гулевого мужа порвала, на телефонные звонки не откликалась. Вышла до срока на работу, так легче было справиться с постоянной саднящей болью, от которой в любой миг завыть, зареветь хотелось. С маленьким Алешей только о всем плохом забывала, кубарем неслась от чужих детей забирать своего из яселек… А у сына вот нет такого утешения! Но, конечно, слава тебе, Господи, что не сотворили малыша, не успели.
Галина неверными руками собирает со стола посуду, сваливает в мойку… Насчет ребенка, понятно, Элька проследила, опытная мадам, на два года старше сына. Очень выиграла от штампа в паспорте! Налицо доказательство, что пользуется успехом, мол, в ЗАКС позвали, сводили. Значит, можно теперь изображать разочарованную-обиженную, перебирать утешителей и не промахнуться со второй «женитьбой», еще выгоднее! А Лешка, несчастный, с ума сходит, раз в сутки котлету холодную грызет ночью. Поди, ядовитый куст олеандра под окнами готов сгрызть ради этой, этой… борщ весь съел, слава Богу… как раз отдраю сейчас кастрюльку…
Лучшая защита – не нападение.