И это наполненное сердце и полная простота делали то, что воздействие его слов было необычайное.
Одна из руководительниц летнего лагеря дает этому пример: «Отец Александр ведет в лагере беседу, окруженный тесным кругом вдруг изменившихся, серьезных и увлеченных лиц. Тема лекции – трудная аскетическая духовная проблема. Поражает, как у этих, иногда самых легкомысленных и часто кажущихся нам, руководительницам, безнадежно элементарными девушек вырастает такой глубокий и захватывающий интерес к словам отца Александра. Приехав, он постепенно преображает весь строй лагеря и совершает чудеса».
Одним из больших увлечений отца Александра и особенно близким его духу было Движение – Христианское студенческое движение молодежи, к которому он был близок еще в России через профессора Новоселова, принявшего после революции монашество и погибшего в сане епископа. Новоселов вел в Москве проповедь веры среди студенчества и привлекал его к Церкви.
«Я всё больше ценю Движение, – пишет отец Александр, – как собрание всего живого в Церкви, всех тех, кто принимает христианство не как традицию, не как слова, не как быт, а как жизнь». Особенно вдохновляли его большие ежегодные съезды Движения: «Атмосфера съездов Движения напоминает мне отдаленно тот горячий воздух тесных христианских общин апостольского века, в котором дышит Дух Святой и совершаются чудеса, без которого христианин задыхается и является только тенью, только схемой христианина».
На одном из съездов он встречает своего прежнего ученика, который отмечает: «Всё прежний он, всё тот же знакомый учитель, но чувствуется за этим неведомая глубина».
С проницательностью любви его друзья говорят о нем, встречая его уже священником: «Мудрость его смирения, мудрость кротости давали ему особую власть над душами». «Главное в нем – простота. Но не изначальная простота человека, не знающего сложности мира, а простота зрячая, нашедшая меру в сложности». «Когда я увидел его священником, я определил для себя самого его особенность – сочетание в нем очень высокой настроенности с веселой жизнерадостностью, временами казавшейся чуть не беспечностью».
Эта ли беспечность во внешних обстоятельствах жизни или его душевное здоровье были тому причиной, но он сохранял что-то удивительно молодое во всём своем облике.
Его тесть вспоминает о нем: «Разве был в нем хоть малейший признак старости? – Он не только оставался всё тем же, но становился как будто всё моложе и моложе душой. Да даже физически – разве можно