– Нет, совсем ничего не чувствую, – подтверждаю с горечью и поджимаю губы, будто виновата перед ним в том, что получила травму.
Пробудившаяся от его первого прикосновения надежда вновь умирает. В душу возвращается безысходность – моя постоянная спутница в последние годы.
– Кхм, – все, что может произнести Назар.
Выпрямляется, потирая подбородок, берет с тумбочки историю болезни. Приседает на край матраса рядом со мной, а у меня даже нет возможности отодвинуться. Украдкой изучаю его, пока он листает бумаги.
За год Назар будто постарел. Появилась легкая седина на висках, возле глаз и на лбу пролегли новые морщины, лицо потемнело и осунулось, взгляд потускнел. Знаю, что и я выгляжу неважно – от эффектной блондинки, которую он когда-то взял замуж, не осталось ни следа. Мы оба гаснем и истощаемся вдали друг от друга, но вместе нам еще хуже.
Вытащив из папки снимки, Богданов подносит их к свету.
– Вячеслав Никитич, запишите Надежду на рентген позвоночника, – дает распоряжения. – Проверим повторно на нашем новом оборудовании.
– Бесполезно, – комментирую несмело.
– Половина успеха лечения зависит от настроя пациента, – поучительно тянет, складывая снимки между листами с результатами анализов.
– Врач в больнице сказал, я никогда не встану, – выпаливаю на рваном выдохе, и это звучит жалко.
– Хреновый врач, – ругается Назар с грудным рыком. Злится то ли на чересчур прямолинейного хирурга, то ли на меня, то ли на собственное бессилие. – Кто оперировал? – бросает через плечо.
– В истории есть фамилия нейрохирурга, – подсказывает реабилитолог.
Богданов нервными движениями дергает листы, находит нужную строчку, ведет по ней пальцем.
– Хм, ясно, – захлопывает папку.
Молча встает, поворачиваясь ко мне спиной. Собирается уйти, так и не отпустив меня. Бросить в палате один на один со своими переживаниями и… бабулей, которая уснула сразу же после ухода медбрата. Не для этого я вызывала главного врача! Я по-прежнему хочу уехать домой.
Приложив усилия, опираюсь на локоть, поднимая корпус, будто чужой, и подаюсь вперед.
– Назар… – почти невесомо касаюсь тыльной стороны его ладони. Кожа искрит, и разряд тока проносится по всему телу. Пальцы соскальзывают к гладкому металлическому ободку. Только сейчас обращаю внимание на обручальное кольцо, которое я цепляю ногтем. До этого момента мой мозг усиленно игнорировал его, будто у меня развилась избирательная слепота. – Егорович, – одергиваю руку, стоит ему оглянуться. – Я должна быть с сыном.
– Разве больше некому о нем позаботиться? – обычная фраза звучит в его устах как упрек. Богданов сдерживается при посторонних, чтобы не выпалить лишнего, и я благодарна ему за это. Лишь сжатые до белых костяшек кулаки выдают его истинное состояние.
– Он