– Зачем? Вы ведь всё равно ничего не поймёте…
Мы выпили, но жар, подогретый рюмкой осетинской водки, ещё больше разгорячил его молодецкую удаль, хотя я так и остался сидеть в напряжении, и хмель не брал.
– У меня тут адъютант появился из взвода связи. Умный, интеллигент, но материться совершенно не умеет. Стихи пишет, да ещё на английском шпрехает… Док, позвони дежурному по части, пусть найдёт рядового Иванова и сюда пришлёт. Мне летом в Москву ехать учиться, английский язык нужен будет.
Я выполнил просьбу-приказ командира, и спустя минуту в палатку зашёл перепуганный солдат.
– Товарищ майор, рядовой Иванов прибыл по вашему приказанию! Разрешите войти? – спросил худощавый боец в надвинутой на глаза шапке-ушанке, прожжённом бушлате и засаленных брюках. На юном лице сквозь налипший пот и печную копоть и впрямь проблескивала интеллигентность.
– Заходи! Ты где был? Почему так долго не могли тебя найти?
– Виноват, товарищ майор! Искал воду для умывания, но в умывальнике всё замёрзло.
– Ладно, сейчас тебя начмед будет экзаменовать. Док, спроси его что-нибудь на английском языке. И вообще, поговорите, а мы посмотрим, как интеллигенты беседуют!
– Стоит ли? Ведь вам без перевода не всё будет понятно? – пытался увернуться я.
– Ладно… тогда, Иванов, почитай нам свои стихи!
Иванов читал десять минут стихотворения о природе, о любви, о родном доме. Мне показалось, что комбат и забыл уже про него. Выпив ещё рюмку, он задумался о чём-то своём. Но вдруг, вернувшись мыслями в свой палаточный кабинет, остановил выступающего бойца.
– Скажи, Иванов, ты предан своему комбату?
– Так точно, товарищ майор!
– А ты готов отдать жизнь за своего командира?
– Так точно, товарищ майор! – отчеканил солдат.
– Ну, тогда открывай свой рот… шире… ещё шире!
И комбат вставил ствол ПМ в полость рта. Не знаю, что творилось у рядового Иванова внутри, но мне показалось, что у него потекли не только слёзы, когда командир нажал на спусковой крючок.
– Ладно, ступай в свою палатку, ночью будешь топить у меня, смотри, не усни, как в прошлый раз! – удовлетворённый произведенным эффектом, сказал комбат.
И рядовой Иванов ушёл. Беседа больше не клеилась. Каждый понимал, что произошло нечто неординарное, что, пожалуй, никогда не забудется.
Нам выделили обещанный УАЗик, и мы молча ехали по ухабам ночной Ханкалы, поражённые увиденным.
На следующий день истопник комбата обратился в медпункт с жалобами на боли в животе, изжогу, отрыжку, и с диагнозом «обострение хронического гастродуоденита» я направил его в медицинский батальон, из которого его перевели в окружной госпиталь. Спустя три месяца в часть пришло свидетельство о болезни, в котором сообщалось, что рядовой Иванов был уволен из армии в связи с кровоточащей язвой желудка. В часть для получения денежного пособия и компенсационных выплат он так и не прибыл, а в письме попросил, чтобы причитающееся