Не сказать чтобы хозяйка боялась полицейских чинов, особенно Артемия Кузьмича. Напротив, последний третьего дня кушал у нее сладкую настойку на бруснике, обещая «всенепременнейше» и «решительным образом». Однако ж, когда появилась нужда – нате-ка. Тишку с цепи спустил да еще в околоток пригрозил доставить. Нет уж, извольте, подобной милости и дружбы более не требуется.
Старушка ожидала криков, даже стрельбы (Матерь-заступница, всю побелку ведь собьют, аспиды!), однако, вопреки всему, со стороны соседних «апартаментов» донесся еле различимый бубнеж. Удивительное дело – разговаривают. Сейчас бы брать под руки орка, пистолетом мерзавца подгоняя, да в околоток. А еще лучше – в острог, чтобы неповадно было женщин пугать до смерти.
Додумать не успела – снова шаги. Только теперь торопливые. На бегу незнакомец через несколько ступенек перепрыгивал. Поднялся – и юрк в знакомую комнату. Хозяйка даже возмутилась. У нее тут не проходной двор, а сурьезное заведение, и бегать, подобно козлам на майском солнышке, она не позволит. Так она все подумала. Вслух ничего не сказала, лишь к стенке плотнее ухом прижалась.
Перегородки тут совсем дрянные были. Порой внизу у выхода слышно, что в дальней комнате под чердаком происходит. Но пришедший говорил тихо-тихо. Насилу смогла разобрать лишь пару слов: «ожидают-с» и «обер-полицмейстер».
Схватилась старушка за голову. Все, пропал Витольд Львович! Через орку эту проклятую пропал. Что же теперь будет? Опять постояльца надо искать. Да что же такое происходит?
Пока сокрушалась почтеннейшая, вся процессия вышла из комнаты, спустилась по лестнице и выбралась наружу. Хозяйка опомнилась, выскочила следом, да поздно. Лишь удаляющиеся спины увидела.
Солнце набрало уже полную силу, и теперь со всей яростью сошедшего с ума светила пекло двух нечаянных, но одновременно с этим прелюбопытнейших спутников, шествующих подле друг друга. Впереди них на значительном расстоянии, будто не желая быть причастным к этой паре, торопился мелкий полицейский чин.
Один из попутчиков был весьма раздосадован, что, впрочем, на его широком мясистом зеленом лице отражалось слабо. Сокрушался Мих о каше, которую его благородие лишь едва успел попробовать, прежде чем к ним ввалился околоточный.
Лицо второго спутника было серо, губы плотно сжаты, а глаза выражали ту степень отчаяния, которая бывает у проигравшихся в пух и прах подпоручиков, ранее взявших в долг более ста рублей. Видел свое будущее Витольд Львович вовсе не в радужном свете. Суток не прошло со времени дуэли, а про нее уже прознал обер-полицмейстер, вследствие чего вызвал к себе.
На то, что его не арестовали, а следовательно, все могло обойтись, Витольд Львович особых надежд не питал. Меркулов был хоть и захудалой ветви, почти оборванной, но все же дворянской. Поэтому и «попросили» его должным образом. Попробуй