В колодце, в подземелье, там на дне
С собою говорю – я выжидаю.
Сбегутся дети. Вся Москва моя.
Вся профессура кройки и шитья –
Все будут видеть, как я выжигаю.
«Нет ни одной родной души…»
И еще одно вирелэ, Эсташа Дешана, Франция, XIV век.
Что-то неймется мне.
Нет ни одной родной души.
Хоть не живи, хоть не дыши,
Так все кругом тоскливо.
Лишь только мрак и забытье.
И сердце бедное мое
Темно и сиротливо.
Нет рядом душеньки родной.
Ни в будний день, ни в выходной.
Да целые же сутки
Не поваляешь дурака –
Да чтоб дурак наверняка
Твои все понял шутки.
А где ж достоинство и честь,
Что ж вместо них? Донос и лесть,
Что говорит о многом.
Смотрю, перевернулся мир,
И самый плохонький кумир
Теперь зовется богом.
Такая грянула тоска…
Неужто с сединой виска
И сердце перестало
Питаться храбростью людской?
Да и отваги никакой,
Да и любви не стало.
А здравый смысл, а простота…
Нет, не сегодняшняя, та,
Что вышла вдруг на сушу.
А истинное-то тепло –
Куда же все оно ушло?..
Ищу родную душу.
«И вот везу я человека своего…»
И вот везу я человека своего
Уже из госпиталя, что теперь с того.
Везу куда-то по Садовой, Валовой,
Везу, тихонечко кивая головой.
В машине голос мой молоденький поет.
Он как шампанское, какой-нибудь Моет…
Он весь пузырится, он брызжет, боже мой,
Пока я еду по кольцу к себе домой.
Какие странные писала я слова.
Что я там знала-понимала, дважды два.
Но эти строки, эта струнность, этот звук.
Вся наша юность, академия наук.
А как стоялось, как на грех, на каблуках.
А как боялась я прорех в своих стихах.
А вообще-то не боялась ничего.
И это было любопытнее всего.
И вот поет в машине детский голосок.
И пузырьки опять бегут наискосок.
Я еду, еду под больничный свой мотив.
Но человек мой единичный будет жив.
«За всех, кто жизнь прошел без шрамов…»
За всех, кто жизнь прошел без шрамов,
Без повреждений кошельку –
Все отсидел Варлам Шаламов,
Один на сумрачном веку.
Все в мире кооперативы.
Все шапки, «волги», дачный свет.
Всех литераторов, что живы,
И тех, кого в помине нет.
Всех аспирантов-диссертантов,
«Литературки»-«огоньки».
Все эти сонмища талантов,
Их легионы, их полки…
Невозмутимая державность.
Невидимая неисправность.
Непоправимая