– Где мы?
– А чтоб я знал…
Небо низкое, черно-серое, будто бы из дрянного атласу, который вот-вот разлезется, а то и вывернется, выставит гнилую изнанку.
Ни луны.
Ни звезд.
Дорога… стальные полосы, ушедшие в землю. Перекосившийся вагон, в эту самую землю зарывшийся. Клочья серой травы на ржавых колесах. Пробоины.
И степь.
Евдокии случалось видеть такое вот безбрежное травяное море, по которому ветра гуляли привольно. И под тяжестью их клонились к земле белокосые ковыли. Но в степи пахло иначе.
Сухою землей.
Солнцем.
А тут… тяжкий запах застоявшейся воды, не болота даже, но той, которая зацветает не то в брошенном колодце, не то в пруду, когда умирают питавшие оный пруд родники.
– Похоже, прибыли. – Себастьян озирался с немалым любопытством. – К слову, Дусенька… не знаю, как тебе, а мне тут неуютненько…
И вправду неуютненько. Не жарко, но и не холодно. Земля сухая. И трава сухая, колется, норовит уязвить ладонь. Ноги проваливаются по щиколотку, и каждый шаг поднимает облачко пыли. От пыли этой в горле першит, и Евдокия прикрывает рот платком.
– Идем. – Себастьян повел носом. – А то не хотелось бы потеряться здесь…
С этим Евдокия была согласна.
Не хотелось бы.
Вернуться бы в вагон… и ждать… должны же их искать? И если так, то найдут… спасут… ко всему нельзя бросать людей. Там женщины и…
Евдокия тряхнула головой. Да когда же это закончится?!
– А они? – Она вцепилась в Себастьянову руку, надеясь, что этой ее нынешней слабости он не заметил. – С ними что?
– По рельсам выйдут. – Себастьяна судьба пассажиров совершенно не беспокоила. – Дуся, не волнуйся, с ними вон цельный некромант остался.
Некромант открыл глаза.
Голова гудела. Непривычно гудела. И то верно, ведь прежде не находилось людей столь бессовестных, а главное, бесстрашных, которым бы вздумалось причинять членовредительство некроманту. Некромантов люди опасались.
Он со стоном сел, ощупывая голову.
– Выпейтя. – Под спину поддержали, а в руки заботливо сунули фляжку, к которой некромант приник, ибо пить хотелось неимоверно.
Правда, первый же глоток едва не встал поперек горла. И горло это опалило.
– Крепкая, – довольно произнесли над ухом и по спине похлопали с немалою заботой, во всяком случае, некромант надеялся, что это забота, а не попытка его добить. – Дядька Стась ее на конопляном цвету настаивает…
– К-кого?
– Самогоночку…
Конечно, самогоночку… самогоночки некроманту до сего дня пробовать не доводилось, поелику что происхождение его, что состояние позволяли потреблять напитки более благородные.
Самогонка жгла внутренности. И некромант подумал, что умрет. Он застыл с разинутым ртом,