Мой дорожный костюм исчез; мой сюртук и одеяло также. Я нигде не мог найти и следа их. Должно быть, новая злодейская затея.
17 июня
Сегодня утром, сидя на краю постели и разбираясь в событиях, я вдруг услышал на дворе щелканье хлыста и стук копыт лошадей по каменной дороге. Я бросился к окну и увидел два больших фургона, запряженный каждый 8 лошадьми; у каждой пары стоял словак в белой шляпе, кушаке, обитом громадными гвоздями, грязных штанах и высоких сапогах. В руках у них были длинные палки. Я бросился к двери, чтобы скорее спуститься вниз и пробраться к ним через входную дверь, которая, по моему мнению, была не заперта. Опять поражение: моя дверь оказалась запертой снаружи. Тогда я бросился к окну и окликнул их. Они тупо взглянули вверх, и тут к ним как раз подошел их предводитель; увидев, что они показывают на меня, он сказал им что-то, над чем они рассмеялись. После этого никакие мои усилия, ни жалобный крик, ни отчаянные мольбы не могли заставить их взглянуть на мое окно. Они окончательно отвернулись от меня. Фургоны были нагружены большими ящиками с толстыми ручками; они без сомнения были пустыми, судя по легкости, с которой их несли. Ящики выгрузили и сложили в кучу в углу двора, затем цыгане дали словакам денег, плюнув на них на счастье, после чего словаки лениво направились к своим лошадям и уехали.
Прошлой ночью граф рано покинул меня и заперся на ключ у себя в комнате. Как только я убедился в этом, я опять помчался по винтовой лестнице наверх посмотреть в окно, выходящее на юг. Я думал, что подстерегу здесь графа, поскольку, кажется, что-то затевается. Цыгане располагаются где-то в замке и заняты какой-то работой. Я это знаю, так как порой слышу шум езды и глухой стук не то мотыги, не то заступа; что бы они ни делали, это вероятно должно означать завершение какого-то жестокого злодеяния.
Я стоял у окна почти полчаса, прежде чем заметил, как что-то выползало из окна комнаты графа. Я подался назад и осторожно наблюдал. Наконец я увидел всего человека. Новым ударом было для меня то, что я увидел на нем свой дорожный костюм; через плечо висел тот самый ужасный мешок, который, как я помнил, те женщины забрали с собой. Сомнений не оставалось: это он похитил мои вещи и нарядился в мое платье – вот, значит, в чем смысл его новой злой затеи. Он хочет, чтобы люди приняли его за меня, чтобы, таким образом, в городе и в деревнях знали, что я сам относил свои письма на почту, и чтобы всякое злодеяние, которое он совершит в моем костюме, было всеми местными жителями приписано мне.
Я думал, что дождусь возвращения графа, и поэтому долго и упорно сидел у окна. Затем я начал замечать в лучах лунного света какие-то маленькие мелькающие пятна, крошечные, как микроскопические пылинки; они кружились и вертелись как-то неясно и очень своеобразно. Я жадно наблюдал за ними, и они навеяли на меня странное спокойствие. Я уселся поудобнее в амбразуре окна и мог,